СССР: от сталинского восстановления к горбачевской перестройке. Вторая половина 1940-х – первая половина 1980-х гг.

Американская администрация априори заняла воинствующую обвинительную позицию. Ее не интересовало объективное положение дел. Советский посол А. Ф. Добрынин писал: «…Проведенная им (Шульцем — М. П.) сверх эмоциональная пресс-конференция сразу же задала тон всем откликам в США. Для меня до сих пор остается загадкой подобная торопливость госсекретаря. Судя по всему, он был введен в заблуждение директором ЦРУ Кейси, сразу же утверждавшим с подачи своих служб, что речь идет о преднамеренном уничтожении пассажирского самолета над советской территорией, хотя другие разведслужбы высказывали сомнения на этот счет. Но чтобы не прослыть, видимо, и мягкотелым… Шульц сразу же взял на вооружение версию ЦРУ. Ее тут же подхватил в еще более резких выражениях сам Рейган…»[486]. Он получил прекрасный повод для излияния своей антисоветской риторики. «Русский военный самолетхладнокровно сбил корейский авиалайнер… Это антигуманное преступление не только охладило мою политику „тихой дипломатии“ с Кремлем, но практически затормозило все наши усилия по улучшению американо-советских отношений»[487].

После 1 сентября на Западе была развернута мощная пропагандистская кампания против Советского Союза. В этих условиях советское политическое руководство не сумело занять правильную позицию. Вместо того, чтобы сразу же объявить всему миру о случившейся трагедии, что многократно смягчило бы антисоветский накал, оно, наоборот, стало скрывать факт гибели пассажирского самолета.

Как вспоминает Г. М. Корниенко: «Из разговора с Андроповым чувствовалось, что он сам готов действовать предельно честно. Но он сослался на то, что против признания нашей причастности к гибели самолета „категорически возражает Дмитрий“» (Устинов — М. П.). Тем не менее, Андропов тут же, не выключая линию, по которой шел наш разговор, соединился по другому каналу с Устиновым и стал пересказывать ему приведенные мной аргументы. Но тот, не особенно стесняясь в выражениях по моему адресу (весь их разговор был слышен мне), посоветовал Андропову не беспокоиться, сказав в заключение: «все будет в порядке, никто никогда ничего не докажет»[488].

На заседании Политбюро с участием Андропова вопрос об инциденте с самолетом обсуждался 1 сентября. На нем приняли решение опубликовать сообщение ТАСС, которое вышло 2 сентября. В нем говорилось: «В ночь с 31 августа на 1 сентября сего года самолет неустановленной принадлежности вошел в воздушное пространство СССР над полуостровом Камчатка, а затем вторично нарушил воздушное пространство СССР над островом Сахалин. При этом самолет летел без аэронавигационных огней, на запросы не отвечал и в связь с радиотехнической службой не вступал. Поднятые навстречу самолету-нарушителю истребители ПВО пытались оказать помощь в выводе на ближайший аэродром. Однако самолет-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в сторону Японского моря»[489]. Из этого заявления вытекало, что советские ПВО засекли самолет-нарушитель, но что с ним стало потом, над японским морем, им ничего не известно. И такое неуместное заявление было сделано после того, когда, как выше уже мы подчеркнули, 1 сентября заместитель госсекретаря Бэрт, а затем посольство США в Москве сообщили МИД СССР о том, что в воздушном пространстве СССР пропал пассажирский самолет.