СССР: страна, созданная пропагандой

Жесткая борьба c носителями других представлений приводит к тому, что страдает креативная составляющая государства. Люди вынуждены уходить от многообразия идей и методов в сторону их однообразия, санкционированного сверху. Постепенно накапливается потеря креативности и инновационности, ведущая к торможению развития. Для преодоления этого СССР придумал закрытые структуры – «шарашки» для заключенных и секретные институты для ученых, где, как это ни парадоксально, был разрешен большой уровень свободы. «Куратор» атомного комплекса Л. Берия, например, убрал партийные комитеты в «своих» атомных городах, горкомы там были созданы только в 1956 г. [1]. И поскольку свобода и креативность связаны, это, вероятно, давало свои результаты.

В целом же в СССР базой стали не столько лучшие, как преданные, все остальные уничтожались: «Был класс, который уцелел, – это мелкое городское мещанство, которое выжило в большевистской мясорубке и поголовно пошло им служить. Именно поэтому вся советская культура была чисто мещанской во все периоды существования СССР. И как реакция на официальное советское мещанство появились Зощенко, Олейников, Хармс, Введенский. Все ханжество и пуританизм советской культуры был порождением советского мещанства. Не из пролетариев, а из мещанства сколотился «новый класс» советской номенклатуры» [2].

Но давайте одновременно скажем правду: если дети первых лиц от Хрущева до Андропова оказались в результате в большинстве своем строящими новую жизнь за рубежами, то это мнение, хотя бы частично, было сформировано, в том числе, и разговорами дома. Каждый из них может называть любые причины, но статистика будет убедительно доказывать обратное. Дочь Сталина стала первой в этой череде «переселенцев». Как видим, советская пропаганда держалась своей версии событий, а домашняя метапропаганда – противоположной.

Вот типичный пример из воспоминаний В. Санчука, внука академика И. Минца, под очень интересным названием «Мой дед придумал историю Октября»: «Дед был выездной. Внуки никуда не ездили, а сам дед выезжал. Помню, в Америку он летал в 1976 году на годовщину американской революции, его приглашали. Там была какая-то школа, он вполне блестяще себя вел, его принимали серьезные люди. Я помню, в детстве привозил мне танк игрушечный, еще чего-то. Самый главный подарок был в 16 лет, я ему специально написал, он ехал в Америку, я его попросил джинсовый костюм Levi’s привезти, и он привез» [3].

Кстати, И. Минц был комиссаром красных украинских казаков и однажды даже Л. Троцкий хотел его расстрелять. И еще В. Санчук вспоминает: «Мне мать рассказывала удивительную историю, как дед пошел в 60-е годы в ЦДЛ, был вечер Окуджавы. Окуджава пел свои песни, а потом подошел к моему деду и сказал, что его песня „Комиссары в пыльных шлемах” „вам посвящена, хотя я не говорю этого вслух”».

Это его «Сентиментальный марш», написанный в 1957 году. Он заканчивается такими словами:

Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,

какое новое сраженье ни покачнуло б шар земной,

я все равно паду на той, на той далекой, на гражданской,

и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

Минц был не просто комиссаром гражданской, он переписал всю историю под Сталина: и гражданской войны, и революции. Кстати, в его архиве хранится «История гражданской войны» c пометками Сталина.

При этом, как это ни парадоксально, Минц подпал под кампанию 1949 года по борьбе c космополитизмом ([4], см. также [5]). Есть одно из объяснений, почему Минц впал в немилость у Сталина. Якобы в его статье «Ленин и развитие советской исторической науки» (1949) была проигнорирована работа «История ВКП(б). Краткий курс» [6]. Хотя в это верится c трудом.

В конце жизни он оказался не нужен государству. Ему не нашлось даже места на престижном кладбище: «Минц ушел из жизни в апреле 1991 года, практически в одно время c концом той партии и того государства, c которыми он поднялся, вырос и для которого, как считал, трудился. В Отделении истории полагали, что место его захоронения – Новодевичье кладбище. Академик Ю. А. Поляков позвонил в ЦК. Ответивший помощник М. Горбачева А. Черняев попросил подождать несколько минут для выяснения и ответа. Потом сказал в телефонную трубку:

– Нецелесообразно.

Что ж, пришли иные времена. Для живых и даже покойных» [7].

И это понятно. Это был 1991 год, настали новые времена, которым были нужны новые историки. А новым историкам тоже со временем понадобится место на кладбище

Минц позволял себе даже шутить:

«– Он много помогал своим сотрудникам в бытовых делах. Мне, в частности, в получении квартиры.

– А Вы стоите на очереди? – спросил он.

Я ответил отрицательно.

– Надо встать. Кто любит Советскую власть, должен любить и очередь»;

«– Исаак Израилевич, вот мы отметили c Вами 60-летие Октября, выпьем, чтобы отметить тоже c Вами 70, а то и 80-летие революции!

Минц не взял рюмку.

– Нет, – сказал он, – в это время враги будут пить вино из наших черепов.

Никто тогда не обратил внимания на эти слова».