Стадия серых карликов

Не лежала душа Степки к откровенности, и все тут. Не такой был Коновицын, как прежде. Ухмылочки, улыбочки, похмыкивания, высокомерие, мол, я вот он, а ты — шоферюга, извозчик самосвальный, все рыло в солидоле. И нехорошо как-то посверкивали голубоватым любопытным огоньком зрачки у хозяина, подернутые вроде бы как дымком. Может, в тот раз показался своим человеком, а в действительности он такой, как сейчас? Тогда, погоди…

— Ты каким, гад, спиртом меня угостил, а? — вцепился Степка в тонкую его курточку. — Каким спиртом, говори!

— Осиновым, — нагло ухмыльнулся тот. — Разве ты не знал об этом?

— Значит, древесным? — пытался трясти его Степка, но тот сидел непоколебимо, как монумент.

— Спирт осиновый, но формула винная. Небось, на халяву превысил норму? Тебе же говорилось: после литра действует, как древесный. Насколько мне известно, ты сразу три литра махнул. Махнул?

— Махнул, — уныло согласился Степка.

— Ну и?

— Внутренности растворились. И горло то ли заговорили, то ли закрылось совсем, запаялось.

— Это бывает. На нервной почве спазм пищевода, полная непроходимость.

— На нервной почве, говоришь? — Степка задумался: может, он говорит правду? — А что, все может быть. У меня вообще такое нервное происшествие — сроду не поверишь! В морг попал, думал вначале, что в кооперативный вытрезвитель. Один гад хотел последние пломбированные зубы выдрать. Еле сбежал…

Коновицын ни с того, ни с сего завел под носом веселый мотивчик, хлопнул лафитничек, хлебушком бородинским занюхнул, селедочкой закусил — живут же люди! Тут кислород перекрыли наглухо…

— Слушай, да это же замечательно, что ты без топки совсем, — засверкали, заискрились глаза у Коновицына. — Тебе не надо ни есть, ни пить, стало быть, не надо на это деньги зарабатывать. Ты — первый человек в мире, который живет по потребностям. По ним, родимым, ты отныне живешь, а их у тебя практически нет. Позволь, да ты ходячая формула коммунистического счастья, человек из светлого будущего!

— Зачем же мне тогда жить?

— Да разве живут лишь для того, чтобы пожрать да нажраться? Ради идеи! — Коновицын явно насмехался. — Кто знает, может, ты тот самый призрак, который бродит по Европе с прошлого века и который добрел, наконец, до нас в твоем истинно светлом образе? У тебя почти нет почвы, где может произрастать грибок индивидуализма, разве что на одежду да на обувь придется зарабатывать. Так ты можешь эмигрировать в совсем теплые края, где можно одной набедренной повязкой круглый год обходиться. Ты идеал и для плюрализма, потому что материально ни от кого не зависишь, мнение свое можешь менять как перчатки, потому что оно твое, а не начальства. Ты — свободен. Ты — первый человек на земле больше всех свободный. До тебя она трактовалась как осознанная необходимость. Ты похерил понятие необходимости… Стоп, а как питаешься, должна же поступать откуда-то энергия?

— Мне кажется, от Алана Чумака. Вместо трехлитровой банки с водой сам сажусь без трусов перед телевизором, — ответил Степка и тут же сильно заподозрил, что эту мысль ему вложил кто-то прямо в рот.

— Послушай, так тебе даже талоны на сахар не нужны!

— Отстать ты со своим сахаром, со своей болтовней! — взъярился Степка и заколотил кулаком по столу. — Я опохмелиться хочу, в этом у меня первейшая необходимость! Поправить голову желаю — совсем на это не имею права? Какая в хрена свобода, ежели вокруг во всем сухой закон?! Дозу давай, а не свободу! Дозу гони, а свободу свою возьми на х..! До-о-озу-у-у…

Гр. Коновицын смотрел на него, как на подопытный экспонат, и вовсю лыбился. Со Степкой же случилась истерика, он схватил бутылку и хотел ее вогнать в глотку, а там — будь что будет. И всадил бы, но увидел на подоконнике новенькую медицинскую грушу — кирпичного цвета резина, граммов на двести, то есть именно то, что нужно. И вспомнил он ухищрения иных дальнобойщиков, которые опохмеляются с помощью таких вот груш, правда, через задний проход. Под газом дальнобойщик, потому что водка всасывается и таким путем, но зато ни одна поверка не обнаруживает опьянения. Разве что кровь из вены взять, да кто же на дороге из вены-то ее берет?

Он схватил грушу и бутылку, ринулся в ванную, разбавил спирт водой, а то чего доброго, как бы там не вспыхнуло. Как и положено, смесь помутнела, пошел мелкий пузырь… Набрал полную грушу, скинул штаны и стал искать. Безуспешно, никаких отверстий для естественных надобностей — ему словно приварили на задницу совковую лопату, потому как наконечник груши все время сталкивался, несомненно, с металлом.

— Как успехи? — насмешливо спросил хозяин, бесцеремонно распахивая дверь в ванную.

— А-а!.. — заорал Степка, швырнул на пол грушу, затем бутылку, но странно — они вроде бы полетели по назначению, однако перед самым полом совершенно пропадали куда-то.