Стадион

На другой день над пароходом появилась целая стая белоснежных чаек. Они подлетали совсем близко к бортам, садились на воду.

— Берег близко, — заметила Мери Гарден. Она стояла рядом с Эрикой, тяжело и лениво опираясь на перила.

— Да, должно быть, близко, — ответила Эрика.

Джек Джилькс снова подошел к ним, но на этот раз Эрика не стала разговаривать при нем. Он долго топтался возле девушек, смотрел на чаек, на волну, пробовал вступить в разговор, потом вздохнул и отошел.

Вот наконец Шербур, отсюда поездом в Париж, там, не задерживаясь, на самолет, и вот уже под крылом видно бетонированное летное поле Темпельгофского аэродрома.

— Я прошу разрешения жить не в отеле, а у мамы, — едва успев вступить на берлинскую землю, сказала Эрика Штальберг Шиллингу.

— Возражений нет, — ответил тот, — было бы просто бесчеловечно лишать вас этого права. В Берлине с вами будет старый ваш знакомый Эрвин Майер.

Эрика кивнула. Ей совершенно безразлично, кто будет за ней наблюдать, — она будет жить с мамой, и это уже счастье. Чувствуя, как замирает у нее сердце, Эрика вышла из машины у серого дома на Кайзердамм. Ничего не изменилось тут за зиму, каждый камешек казался родным, и от этого хотелось плакать. Она одним духом взбежала по лестнице и позвонила. Дверь открылась, и девушка увидела перед собой лицо Берты Лох. Она так долго старалась забыть это лицо!

— Где мама? — было первым вопросом Эрики.

— Дома. Входи, входи, американка! — обрадовалась Берта.

А в комнате уже слышались быстрые знакомые шаги — Марта бежала навстречу дочери. Они обнялись и на некоторое время забыли об Америке, и о спорте, и о Берте Лох.

Но Берта не желала оставаться в стороне. Она аккуратно читала американские газеты и знала, какой знаменитой стала Эрика, а в ее понимании слава и богатство означали одно и то же. Девчонка, быть может, уже зазналась, но пусть не воображает, что может смотреть на тетку сверху вниз. Берте не терпелось объявить своей племяннице, что и она стала значительной персоной в государстве. С кислой улыбкой она смотрела на Эрику, приникшую к матери, на Марту, которая что–то бессвязно шептала, гладя дочь по плечу дрожащей рукой, и ей хотелось поскорее положить конец этой сцене.

— Ты, Эрика, стала настоящей американкой, — сказала она наконец, желая обратить на себя внимание, — красивая, знаменитая… Тебя ждет слава. Расскажи, как ты там живешь, в Америке. Денег у тебя порядочно?

— Порядочно.

— Так я и знала. Но как там должно быть чудесно! Америка! Господи, как бы мне хотелось туда попасть!

Помня случай с Джильксом, Эрика промолчала.

— Нет, ты прямо настоящая американка! — не унималась Берта. — Гордая, молчаливая, а ведь это приходит только с богатством и славой. Но, может быть, Шиллинг заставляет тебя слишком много работать?

— Да, работаю я много. Мама, я тебе привезла подарки.

Марта Штальберг заплакала. Ничего, ровно ничего ей не надо, для нее самый лучший, драгоценнейший подарок — свиданье с дочкой.

Перед отъездом из Нью–Йорка Эрика накупила подарков матери, но совсем забыла о тетке, пришлось что–то искать для нее. К счастью, в чемодане нашелся пестрый вязаный джемпер — последний крик американской моды, и Берта тотчас же натянула его на себя.

— Вот это расцветка, — сказала она, — люкс!

— Немножко ярко, — осмелилась возразить Марта.

— Ты ничего не понимаешь! — отмахнулась от нее Берта.

— Возможно, — вздохнула сестра.

— Деловые ребята, эти американцы, — продолжала Берта Лох, — Ты даже не представляешь, как они умеют ценить людей. Недаром они так хорошо ко мне относятся.

— Вы работаете у них?

— Они мне доверяют и дали вот в эти руки такую силу, что весь Берлин содрогнулся бы, если б узнал, — хвасталась перед племянницей бывшая начальница лагеря. — Тебе перед соревнованиями, может быть, дадут допинг, чтобы ты победила, а он сделан в моей лаборатории. И не только допинг! Я всего не могу вам сказать!.. Чего они стоят без нас, немцев? Ничего! Сейчас мы им нужны, но придет время.., оно придет..: и мы.., мы сами…

Она задохнулась от возбуждения.

— Мы будем владеть всем миром! — выкрикнула она.

— Тише! — испугалась Марта. — Значит, в твоей лаборатории делают не только допинги?

— Ты ничего этого не слышала, — сразу остыв от нервного возбуждения, сказала Берта. — У нас вырабатываются допинги для того, чтобы твоя дочь могла побеждать в состязаниях. Я делаю твою славу, Эрика! — патетически воскликнула она.

Про себя Берта уже раскаивалась в своей неудержимой хвастливости. Но ей необходимо было чем–то поразить Эрику, и она добилась своего.

У дверей позвонили. Пришел Эрвин Майер.

— Поздравляю вас, Эрика, — сказал он. — С моей легкой руки вы сделали превосходную карьеру. Я просто завидую вам — вы стали знаменитой на весь мир.

— Да, — равнодушно согласилась девушка. До ее сознания только теперь стал доходить смысл слов Берты.

— Вы чем–то недовольны или огорчены?

— Нет, просто устала с дороги.

— А вы поспите, мистер Шиллинг поручил вас мне. Завтра мы с вами возьмемся за работу. Мы должны просто подавить всех своими достижениями. Так велел генерал Стенли.

— А спортсмены из других стран уже приехали?