Вереница муравьёв шевелилась живой красной лентой. Тысячи и тысячи насекомых спешили по неотложным делам, кто за очередной порцией съедобного груза, кто чистил дорогу от мусора, кто стоял на страже, грозно поводя огромными жвалами. Бесчисленное войско быстро и методично опустошало округу, готовясь к очередному переходу из разорённых земель в новые благодатные края, чтобы учинить разорение и там.
Именно более крупные солдаты стали объектом первой атаки. Вилиан неспешно сделал круг, нырнул к самой земле, с безупречной точностью выхватил из общей массы первую жертву, мгновенным движением челюстей пресёк все попытки сопротивления. Съёсть добычу он смог прямо на лету, упиваясь вкусом ещё трепещущей плоти.
Над тропой поплыл легко узнаваемый запах смерти. Солдаты уже определили источник опасности, поближе прижались к дороге, словно зенитные орудия силились отразить неожиданную атаку с воздуха. Куда там…
Азарт нарастал, и Вилиан практически через равные интервалы времени бросался вниз, пробивая в обороне одну брешь за другой. Потоки муравьиной кислоты отскакивали от крыльев, тела и головы, не задерживаясь на плоти, не нанося чудовищных ожогов. Он просто сильнее зверел с каждым разом, и ответные удары стали ещё жёстче, ещё стремительней, ещё беспощадней.
Разум просветлел не раньше, чем до отказа наполнился желудок. Он поднялся немного повыше, сделав пару кругов над местом боя. На взгляд бесконечная живая река ничуть не пострадала, всё так же в жутком хаосе никем и ничем не регулируемого движения сновали в обе стороны красные муравьи, уверенные, что именно их храбрость и самопожертвование помогли, пусть и с немалыми потерями, отогнать грозного хищника. Наивные. Ничего ещё не закончилось.
Вилиан поднялся выше, подальше от удушающего жара. Земля, раскалённая полуденным солнцем, щедро отдавала тепло, не обещая нормального отдыха уставшей бабочке. Макушка дерева устраивала его куда как больше. Здесь, вдали от мельтешения насекомых, укрытый плотным зонтом листвы от палящих лучей, в потоках прохладного ветра он нашёл покой на те недолгие часа, пока голод снова не сорвёт его в полёт.
Уцепившись за веточку, он повис в уже привычном положении, спиной к земле, натруженные долгим полётом крыльям отдыхали. Лёгкие порывы, даже приходя с других направлений, не разрывали его цепкой хватки: шёлковые полотнища разворачивали сытую бабочку как флюгер по ветру, минимизируя сопротивление воздуху.