Перед короткой дорогой от склада до ракетоносца вместо привычного контейнера, набитого чем-то, пахнущим так же, как и штабеля открыто лежащих на улице, едва прикрытых навесом, стальных болванок, чей удел, не познав красот жизни, короткой, но удивительно яркой, рухнуть со звенящей высоты вниз в неуклюжем падении, ей подарили горящую невидимым огнём сердцевину. Живая и тёплая даже в глубоком сне в стылой бетонной коробке склада, спрятанного глубоко под землёй, она была дремлющим солнцем, сжатым в комочек тяжёлого металла.
Вторая радость последовала тут же, вслед за первой — её снова упрятали в герметичный отсек, такой же тёмный, как опочивальня, в котором прошла почти вся жизнь, но, вдобавок, очень тесный, маленький настолько, что она едва не касалась его стенки остреньким носиком.
Эти события были для неё подсказкой, и всё отступило перед нахлынувшим предвкушением свободного полёта — по цепям уже бежал ток, уже Создатель пророчил ей длинной вереницей кодов начертанный путь. И она, отбросив обиды на несправедливости мира, заточившего серебристую красавицу в темницу, казалось, на века, в предвкушении с нетерпением отсчитывала минуты и секунды до старта.
Успешный взлёт выдал себя дрожью во всём теле носителя, вдруг резко оборвавшемся, остался только размеренный гул двигателей, монотонно отсчитывающий минуты короткого полёта. В такт им ударила полная торжества песня, что серебристое чудо пело самой себе.
Я буду пламенем и светом, я буду заревом ночным,
Я освещу тебе планету, и тьму мы вместе победим.
Мы солнцем испарим утёсы, смахнём угрюмость серых дней,
Разгоним тучи, сдвинем оси, заставим трепетать людей.
В испуге облака уступят нам бесконечный небосвод,
И память о короткой жизни из летописи не уйдёт.
Нет в мире тех чернил цензуры, что замарают этот след,
Нет палачей, что страхом, пулей, заставят выполнить обет.
Никто и никогда не сможет стереть все краски и штрихи,
Что начертала в небосводе рука художника. Беги!
Куда спешишь ты, человечек, ведь сокол всё равно быстрей?!
Что радости в короткой жизни, в однообразье скучных дней?
В отсек ворвалась и знакомая, и незнакомая стужа разряжённого воздуха. Знакомая, потому что, такова её судьба, напророченная ещё до рождения, в те времена, когда на огромном станке, в жарком мареве бесконечная нить стекловолокна плела её хищный корпус, не знакомая, потому что ледяные порывы впервые в жизни огладили стремительное тело, заставили едва заметно трепетать прижатые к бокам крылья.
Ведь ты смешон в своём старанье, живущий миг лишь муравей,
Секунды смысл мироздания, лишь капля в ручейке людей!
Ручей тот быстро растворится в тумане вечной пустоты,
Растает призраком привычно на ленте Млечного Пути.
Всё так и будет веселиться огонь галактики и звёзд,
Так, может, присоединиться? Растаять в океане грёз?
К чему цепляться за мгновенье, к чему тебе весь хоровод?
Ведь стрелкам безразлична цифра, секунда, сутки или год!
Что даст тебе ещё минута средь океана стылых лет?
Давай зажжём костёр безумства, давай оставим этот след!
И в термоядерном пожаре зажжем звезду поярче той,
Что бледным светом указала мне путь в бессмертие, и пой!
Замки освободили богиню разрушения, и она с радостью устремилась прочь от сковавшего её в теснине отсека ракетоносца. Прочь! Все с дороги! Я уже расправила крылья!
Пой так же, как поют нам песни далёкие огни светил,
Сольёмся вместе в поднебесье и в Космос светом улетим!
И пусть на дальнем горизонте, увидят пламя наших тел,
Узреют миг звезды рождения, смерь пустоты и стаи стрел.
В бег бесконечный их запустим, мы станем частью их пути,
Сольёмся с вечность, и с грустью проводят нас те муравьи.
Уйдут навечно поколенья, растает в склепах рыхлый тлен,
И лишь огонь наш будет вечно плыть меж галактик. Что теперь?
Уже ярким факелом пылали дюзы, всё быстрее и быстрее бежала под крыльями смешная суета крошечных машинок, что разбегались во все стороны от траектории полёта, как мальки, спасаясь от стремительного рывка щуки. Где-то далеко за хвостовым оперением испуганным скатом заложил крутой вираж огромный воздушный корабль, выпустивший её на волю, но ракета не оглядывалась назад.
Нет ей дела до пролетевших мгновений, до лихого поворота, что уберёг от столкновения со скалой, вынес в свободное пространство, что широкой лентой застывшей на морозе воды мчалось где-то внизу. Крутые горы, убелённые снегами леса — это лишь ориентиры, цепляясь за которые её разгорячённый мозг сверялся с курсом, поправляя украденные порывами ветра метры выверенного Творцом маршрута, тут же оставшиеся за спиной и забытые без сожаления. Вперёд! Вперёд!
Что скажешь, мой создатель милый, мой перепуганный пророк?
Ведь знал же ты, что будет этот короткий, яркий перелёт!
Ведь знал же, что, оставив в тучах свой дымный след, я заспешу
На встречу со своей судьбою, и что тебя я прихвачу!
Знал — белоснежною невестой, одетой в чёрное вдовой,
Приду я ангелом двуликим — обручены уже с тобой!
Так протяни смелее руку, дай мне надеть кольцо огня
На палец, что письмом чудесным, открыл дорогу для меня.
И не трясись листом осины — ты сам и выбрал этот путь,