Стая

Отец ничего не сказал до последнего – не посчитал, что почти двадцать лет, проведенных рядом с женщиной, стоят того, чтобы хотя бы сообщить ей заранее, что дальше она идет одна. Просто собрал чемоданы и с порога объявил: «Больше не приду! Алименты буду класть на сберкнижку. Номер нового телефона сообщу позже».

Мне стало легче, а вот мать так и не оправилась. Теперь ей не надо было ни под кого подстраиваться, но она настолько привыкла к роли тени, что потеряла смысл жизни. Казалось бы, больше никто ею не командовал, воля вольная. Но она совсем притихла, похудела, перестала улыбаться – просто доживала свой век.

Я давно забыл о своем детстве, не лелеял старые травмы, но жизнь рядом с Семеновым все чаще возвращала меня к воспоминаниям. Я снова становился беспомощным, слабым, недостойным того, чтобы принимать решения.

Та, которую Семенов называл каргой, жила отшельницей в небольшом, но справном домике у самого леса. Это было неустроенное, но уютное жилище – ни электричества, ни водопровода, зато ставенки новые, резные, искусная работа – все в каких-то диковинных животных, вроде петуха с телом змеи. Крылечко свежее, а под окном – грубо выструганная лавочка. Было сразу понятно, что этот дом – не вынужденная обитель, а любимое гнездышко.

Некоторое время наблюдали за домом издали. Молча курили. Семенов явно нервничал, и это казалось мне удивительным. Мне представлялось – подумаешь, ветхая старушонка, что она может нам сделать, двум здоровым спортивным мужикам. Но Семенов не разделял моего наивного оптимизма, и у него были на то причины.

– Я ведь уже неделю собираю информацию об этой карге. Такого мне нарассказывали о ней, даже «Вий» покажется детской сказкой!

– «Вий» – и есть детская сказка, – хмыкнул я. – Да и что там могут рассказать ее соседи. Такие же дремучие, как и она сама. Наверное, они и в инопланетян верят.

– Скепсис так часто граничит с глупостью, – вздохнул Семенов.

– Ладно, и что же они сказали?

– За каргой этой орда мертвецов стоит, – на полном серьезе выдал он.

Я старался сохранять заинтересованное выражение лица, хотя уже не первую неделю мне казалось, что Семенов медленно сходит с ума. Любой психиатр скажет, что грань между нормальностью и безумием очень тонка. Поэтому, когда некто эту грань переступает, окружающие не сразу бьют в тревожный колокол. Семенову я сочувствовал – он как будто бы медленно плавился в аду, каждый день переживая горе расставания с дочерью. Сочувствовал – но и немного побаивался его. Иногда у него такой взгляд становился – как будто бы сама концентрированная ночь, вся тьма мира поднималась из бездн бессознательного и заполняла его глаза. В такие моменты мне казалось, что он может наброситься на меня и начать душить, а когда придет в себя, будет поздно.

– Карга всю жизнь среди мертвецов живет. Нет у нее родных душ, только серые тени. Сразу за ее домом – старое кладбище. Она за ним много лет ухаживает. Там только бесхозные мертвецы – к кому уже давно не ходит никто. А карга каждого знает в лицо и по имени, убирает их могилы и охраняет память. За это мертвецы делают все, что она прикажет.

– Это… рассказали ее соседи?