Стая

Изначально Федор даже был против того, чтобы Наталья вступила в его Стаю. В ней чувствовался надрыв, на ее лице была ощутимая печать бытового несчастья. Сразу было понятно, что этот человек жил машинально, а потом вдруг обнаружил себя в предпенсионном возрасте, с миллионом упущенных возможностей за спиной. Разочаровался во всем и был готов разрушить свой привычный мир просто ради шанса хоть что-то изменить.

У Алены глаза были волчьи. Глаза свободного человека, одиночки. Человека, который может быть жестоким, если понадобится. Человека, который ни от кого не зависит и идет по жизни, влекомый ярким светом полной луны. Особенные глаза. Такой взгляд можно воспитать. Но с ним почти никто не рождается, особенно в городах.

Федор даже немного заволновался. Как человек, в руки которого попала пиратская карта с координатами клада.

– Было приятно с вами познакомиться, – вежливо сказала девушка.

– Мне тоже, – ответил он, – думаю, мы еще увидимся.

Алена пожала плечами. Она не рассмотрела в нем того, кем ему было суждено стать для нее. Пока Федор был просто случайным встречным. Просто старик, мамин знакомый.

– Отойдем в сторонку? – попросила Наталья.

Ей было радостно вот так встретить обычно недоступного Федора, и она собиралась использовать удачу на все сто. Она взяла его за локоть и утянула под липы, где, интимно понизив голос, сообщила, что, кажется, она ощущает первые изменения.

– Все это и правда работает. Я действительно становлюсь волком. Вчера на рассвете я ушла в лес, как многие наши делают. И теперь могу признаться – обычно ничего особенного со мною не происходило. Я даже раздражалась – почему все рассказывают о лесном одиноком беге как о чуде, а мне достается только раздражение?

– Все начинают с раздражения. Мы же не роботы, – терпеливо объяснил он. – Человеку нужно время, чтобы к такому привыкнуть.

– Теперь я понимаю, – лицо Натальи светилось. – Сначала я получала только содранную ветками кожу и жуткую усталость. Ходила как зомби, не выспавшаяся. Однажды в суп сахар бросила вместо соли. У меня и домашние заботы, и все на свете, а теперь еще и вставать в пять утра… Да и тело мое слабое. Нелегко мне бег давался.

– Ты еще молодая. Тело можно натренировать. Еще не поздно.

– Знаю-знаю, – отмахнулась она, – но вчера все изменилось. Я бежала по лесу легко, у меня внутри зрела такая радость! И свобода такая! Я никогда ничего подобного не испытывала! Мне хотелось одного – чтобы этот лес никогда не заканчивался, и я в нем не заканчивалась тоже!

– Так и будет, – немного снисходительно пообещал Федор. – А эта девушка – твоя дочь?

– Она самая, – Наталья скривилась, – сложный возраст. Вот пытаюсь убедить ее, что надо уезжать в большой город, поступать куда-то. А ей ничего не интересно. Многие дети уже в тринадцать лет знают, кем хотят быть. А моя до сих пор не определилась.

– Так ты ведь и сама недавно поняла, что когда-то определилась неверно, – возразил Федор. – И поменяла свою жизнь. И бегаешь в лесу на рассвете.

– Я – другое дело, – выдала Наталья беспомощный аргумент любого родителя, вдруг обнаружившего, что ребенок, плоть и кровь, имеет свое мнение и свой вектор. – Ладно, простите, что загрузила вас этим. Это только мои проблемы.

И тогда Федор сделал то, чего никогда не позволяла ему осторожность. Он сказал:

– Приводи эту девушку на наше собрание.

Удивилась даже Наталья, которая всегда в рот ему смотрела и по умолчанию считала все, им изреченное, высокой истиной.

– Но… Как же так… Может быть, я сначала хотя бы объясню ей, что к чему? Она ведь может испугаться… Потом еще расскажет подругам, слухи по городу поползут. Вы сами говорили, что мы должны быть осторожными.

– Это особенный случай. Она не испугается.

– Но как вы можете это знать?

– Вижу, – улыбнулся Федор. – Пусть в ближайшую пятницу приходит. Не надо ей ничего говорить – сама все поймет.

К его удивлению, Наталья продолжала спорить. Наверное, это была сила материнского инстинкта – вдруг испугалась за дочь.

– Аленка ранимая такая… В детстве могла из-за дурацкой сказки всю ночь реветь. И боялась всего. Везде ей мерещатся мертвяки какие-то, призраки, чудища… Она даже до сих пор не может спать в темноте, страшно ей. Всегда ночник себе оставляет.

– Это как раз хорошо. Тот, кто не испытывает иррациональных страхов, обычно слишком приземлен для того, чтобы быть с нами. Для развития нужна подвижная психика. И разум, который допускает существование чудес.

И Наталье ничего не оставалось, кроме как нехотя согласиться. Хотя по ее лицу было понятно, что в глубине души она надеется, что Алена откажется тратить пятничный вечер на какие-то секретные посиделки в обществе своей матери.

Но в пятницу Алена появилась в заброшенной больнице.

Все смотрели на нее настороженно, а некоторые – даже с легкой неприязнью. Их можно было понять. Стая заботилась о собственной безопасности. Любой чужак – это угроза. Любой чужак может с легкостью разрушить то, ради чего все они налаженной жизнью пожертвовали. Обратить в горстку пепла их мечты. Отменить их трансформацию.