Стая

Юля привстала и распрямилась. Денис хотел удержать ее, но она настойчиво оттолкнулась, словно хотела сказать что-то важное.

— Хочу сказать… — начала неуверенно. Странно неуверенно.

— Что?.. — подтолкнул вопросом и, пока она готовилась сделать какое-то важное признание, стянул с себя футболку.

— Почему-то больше всего вспоминались наши первые годы, — сказала, когда Шаурин снова откинулся на подушку. — Как все начиналось. Хочу сказать тебе спасибо. За эти полтора года платонической любви. Все у нас было с тобой правильно. Тогда я с ума сходила, бесилась, ревновала. Ты и сам знаешь… А теперь я думаю, что все у нас с тобой было правильно. Несмотря ни на что. Все, как надо. Красиво и правильно. Сейчас мне нравится, что все было именно так. — Юля замолчала, крепче сжала его бедрами. Или колени у нее дрогнули от напряжения…

— А дальше? — спросил Денис.

— А что дальше?

— А «люблю»?

Юлька расслабленно рассмеялась. Хорошо, что к сказанному Денис не стал ничего добавлять от себя. Не разрушил уточнениями ее теорию, может быть, неосознанно, но позволил ей наслаждаться мыслью, что она побыла богиней.

— Ладно, люблю.

— Сильно?

— Нормально. Нормально люблю, — отозвалась нарочито ворчливо.

— Хочу «сильно», — ухватил ее за ягодицы и подтолкнул на себя.

— И я хочу сильно, — подразнила словами. И действиями подразнила: воспротивившись как будто, уперлась ему в плечи.

Но его руки тут же рассеяли ее игривость, стащив с нее футболку. Прохладный воздух коснулся обнаженной кожи, но он не был настолько прохладным, чтобы ее остудить. И колючие мурашки побежали по телу не от холода.

А от поцелуя. От такого и голова кружилась, и тело сразу плавилось. Не глубокий он, этот поцелуй, поверхностный, но самый возбуждающий. Тот самый животный, когда, едва губы сжимая, ласкал ее язык. Нежно ласкал, нежно посасывал.

Целовал долго. Бесконечно. Пока не взмокли от одних поцелуев. Пока стонать не начала. Тогда он снова жадными губами к шее, к пульсирующей жилке. Попробовать. Всю попробовать. Ласкать ее шелково, спуститься до самой груди — языком пройтись по нежной, упругой, взять в рот сладкий твердый сосок…

— Юля… — то ли спросить о чем-то хотел, то ли просто позвал.

Она не уточняла. Вздохнула рвано и отстранилась, торопливо сбросила с себя остатки одежды — да и Денис не медлил, — прижалась обнаженным телом, совсем с ума сводя.

Слегка прикусил ее грудь. Потом лизнул. Еле вздохнул, еле перевел дыхание. От возбуждения все мышцы судорогой. Невозможно сдерживаться и стараться в медленных ласках.

Невозможно, когда чувствуешь, как твоя женщина хочет. Как просит. Просит каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом, тихой дрожью, сладостными стонами. Нереально, когда она скользит губами по телу, дразнит, легонько покусывая кожу на животе. Собственнически и знающе ласкает рукой ноющую от желания плоть, а потом — языком и губами, улыбаясь каждому тяжелому вздоху и протяжному стону.

— Юля… — сжал ее плечи, останавливая. Придержал рукой за подбородок, прерывая свои сладкие мучения. Провел пальцем по ее влажным губам. Она слегка прикусила подушечку большого. — Иди, сюда. Не так… Хочу в тебя, — подтянул ее на себя.

В нее хотел. Ее искусные ласки всегда доставляли ему безумное удовольствие, но сегодня хотел в нее. Сейчас возбуждение самое острое, именно в этот момент – самое сумасшедшее, по нервам бьющее, все нутро обжигающее. Потому хотел в ней быть и ее чувствовать, держать в руках и впитывать каждый малейший отклик тела.

И сама ведь огнем горела, целовала жадно в шею, сладко – в губы. Сладко и ласкающе в полураскрытые. Дразнила, конечно. Напомнить хотела, от чего отказался. Потом глубже, умело выворачивая его наизнанку – до оглушающего пульса.

Чуть приподняв ее, осторожно усадил на себя. Медленно опустил, медленно вошел в нее, придержал за талию, не позволяя двигаться сразу. Вздохнуть бы сначала, пережить темноту в глазах от нахлынувшего удовольствия. Так туго в ней и горячо.

И не смогла бы двигаться: ослабла, как растеклась. Словно все напряжение потеряла. Немного погодя только уверенно оперлась на его плечи и с трудом вздохнула.

Чувствовал, как мелко дрожит ее тело, и грудь под рукой еле-еле вздымается, словно стянуло ту обручем. Шевельнул бедрами, чтобы села плотнее.

Что-то сказал Денис, но Юля не расслышала, не поняла. От затопивших с головой ощущений, будто уши заложило. От полноты их, от этого острого, почти непереносимого наслаждения. И сейчас еще не была готова двигаться, не собралась с силами. Ушли они. Дышала часто, облизывала вдруг пересохшие губы.

— Юля моя… — помог ей, чуть приподнял на себе.

— Что это сегодня без прозвищ… — выдала натянутую шутку.

— Все, молчи. Молчи, — стиснул ее и сам начал двигаться.

Она безвольно поддавалась. Безвольно и с удовольствием, влажно дыша в его крепкую шею.

Денис иногда останавливался, прижимал ее к себе что есть силы. То ли какое-то свое мужское право утверждал, то ли дыхание переводил. Или все вместе. Как-то медленно все у них сегодня, тягуче. Как будто с трудом каждое движение, но и с чувственностью особой.