Денис мягко перевалился на бок, удерживая Юлю за спину. Не сдержавшись, она удовлетворенно застонала, потому что так ей намного удобнее: ощущений сладостных получала больше, к телу прижималась теснее, крепче руками обвивала.
И тут же исчезла из их движений эта тягучесть. Появилась в них порывистость и в ласках — небрежность. От страсти, от усердия, с которыми любили друг друга. От стремления к единому и друг для друга.
Потом уложил Юльку на спину и остановился. Перестал двигаться, иначе вот-вот мог выплеснуться в нее, содрогнуться в оргазме. Замер, но губ ее не отпускал. Целовал некоторое время, затем дал вздохнуть. Только вот трудно вздохнуть было — выгнулась под его губами, ласкающими тело. От поцелуев влажных, от скользящего вниз языка.
С наслаждением ее ласкал, руками накрывал упругие полушария, пробовал на вкус тугие вершины, мягко покусывал бархатный живот, подрагивающий от горящего в ее теле возбуждения, от голода и желания удовольствия. Юля вздохнула, развела бедра шире. Совсем она уже на грани, ей много и не нужно сейчас: только чтобы прикоснулся к чувствительному месту.
Тогда сделал это нежно пальцами, а она застонала и напряглась. И сам издал довольный стон, положил ладони ей на бедра, поцеловал живот. Юля замерла, как затаилась. Улыбнулся ее готовности, склонился между ног и нежно лизнул пульсирующий бугорок. Она вскрикнула. Сразу вскрикнула и скомкала в руках простынь. Еще лизнул и сжал губами. Почувствовал на кончике языка ее удовольствие. Теперь она даже застонать не смогла, выгнулась в острой судороге, хватая ртом воздух. Потом только застонала, после того как дрожь чуть отпустила. Все было в этом протяжном звуке – и улыбка, и удовлетворение, и благодарность. Когда прижал ее к себе, еще вздрагивала.
— Денис… — выдохнула мгновением позже, скользнув грудью по смятым простыням — Шаурин перевернул ее на живот.
— Молчи.
— Ты меня сегодня хочешь вдоль и поперек?..
— Я тебя всегда хочу вдоль и поперек. Молчи.
Навалился на ее подрагивающее тело, невольно заставив выдохнуть под тяжестью собственного. Обессилев после оглушающей вспышки удовольствия, Юля, принимая его, только расслабленно прикрыла глаза и закинула руки за голову, подобрав волосы наверх. Ее коса, не сколотая, давно уже расплелась, спутанные волосы рассыпались по плечам. Дрогнули они, плечи: губы любимого на них почувствовались. Потом на шее, чуть ниже роста волос. И мурашки колкой россыпью по телу, когда прихватил зубами кожу. Всегда так реагировала. Такие они яркие были, и явные, что Денис их заметил тоже — провел по спине ладонью, словно смахнуть пытался. Кажется, после этого тело ее снова проснулось, вздрогнуло, набралось прежнего возбуждения. Заговорило неуловимым напряжением мышц, скомканной дрожью, измененным ритмом дыхания.
— Я сейчас чувствую, что два года мне ждать точно не придется. Ты, по-моему, уже согласна… — проговорил ей на ухо.
— Если оставишь меня на животе, то не мечтай. Это твоя любимая поза… — еле выдохнула.
Тогда он перекатил ее на спину и помедлил, переводя дыхание.
За окном белел рассвет. Как-то внезапно он пришел, вдруг рассеял темноту, и вот уже можно смотреть в серые глаза и различать их выражение; видеть четкий очерк чувственных губ, которые так страстно целовали.
— Это совсем нечестные методы, — прошептала Юля, скользнув пальцами по его шее, к плечам, обрисовывая рельеф напряженных мышц, обнимая его спину.
Принимая в себя глубокие резкие удары, сжала Дениса крепко бедрами, прикрыла глаза, ожидая пока волна удовольствия не затопит с головой. Но оргазм пришел не волной, а яркой вспышкой. Горячим взрывом. Почему-то внезапно он случился, этот радужный взрыв, как сегодняшний рассвет. Сразу все силы украл, обездвижил, оглушил. Ослепил. Сквозь эту сладкую пелену с наслаждением впитывала мужские стоны и последние судорожные движения.
В комнате стоял пряный запах секса. Наверное, так пахнет жизнь.
Пошевелиться не мог, придавил ее всем телом, распластал на постели. Тяжело ей, точно тяжело. Но не мог двинуться. Голова кружилась и во всем теле блаженное онемение. Но молчит же Юля. Молчит…
— Любишь меня, да?
Улыбнулся и немного сдвинулся на бок.
— Люблю, да.
— Сильно?
— Нормально.
ГЛАВА 52
В палате было тихо. Хотя, как иначе. Судя по размеренному дыханию, Монахов спал. Денис не первый раз навещал его в больнице и в такие моменты всегда немного терялся: не знал, что делать — то ли сидя у кровати подождать, пока тот проснется, то ли тихо уйти, предварительно переговорив с врачом.
Неловко как-то у постели спящего больного сидеть. Словно мешаешь ему: вздохами и ожиданием нарушаешь его покой, подгоняешь проснуться. И у окна стоять неудобно: некуда взгляд деть, ничего нет за окном интересного, да и солнце так ярко светит, что ослепляет. Душно в палате, проветрить бы.