– Может, Он не согласен с твоей, но сие не означает, что Он не станет соратником. И ты забываешь, что я тебя знаю. А еще перестань делить мои таблетки. Я не инвалид.
– Но прикладываешь все усилия, чтобы им стать. Не пей сегодня, – приказывает Доминик, совершенно забыв о духовной составляющей разговора. – Дом я не обыскивал, но, если выпьешь, сама знаешь, что произойдет.
– Да-да, уходи, – прогоняет она его. Я отчетливо слышу звон бутылки под ее креслом-качалкой, когда она поудобнее в нем располагается, но Доминик слишком занят пультом от телевизора. Он не слышит, а тетя с вызовом смотрит на меня, но я мгновенно решаю, что это не моя битва.
– Может, нам остаться? – с искренней заботой спрашиваю я у нее. Все мои познания о последствиях химиотерапии почерпнуты из книг или душераздирающих фильмов. Из того, что мне удалось узнать, – люди тяжело переносят процедуру.
– Мне не впервой, – отвечает она. – Идите, вечер в самом разгаре, а вы молоды, не тратьте время попусту.
– Ты тоже молода, – бурчит Доминик, щелкая каналами.
Я подхожу к ее креслу и становлюсь на колени на потертом ковре. Не знаю, что вдруг на меня нашло – может, повлияли ее жилищная ситуация или болезнь. Ее по большей части черные волосы заплетены в косу, на загорелой коже оставила свой след жизнь, небольшие морщинки вокруг рта очерчены остатками губной помады. Она кажется хрупкой, ее тело покорно, под глазами следы болезни. Но сами глаза, такого же металлического оттенка, что у племянника, сияют юностью. Они с интересом останавливаются на мне, когда я наклоняюсь и шепчу:
– Римлянам 8:38–39.
Она быстро находит нужную страницу и, к моему удивлению, зачитывает ее вслух.
– Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, – тихо шепчет она, – ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другое какое творение не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.
Она смотрит на меня, и в ее глазах мелькают эмоции – в основном это страх.
– Ты веришь, что это правда?
– Это единственные строфы, которые я знаю наизусть. Так что, думаю, я хочу в них верить. – Ее взгляд показывает, что и она тоже.
Она смотрит мимо меня на Доминика, который стоит за моей спиной.
– Elle est trop belle. Trop intelligente. Mais trop jeune. Cette fille sera ta perte… – Она слишком красива. Слишком умна. Но еще юна. Эта девушка станет твоей погибелью.
Я поднимаю глаза на Доминика, лицо которого остается безучастным. Расстроившись, что не могу понять больше ее слов, я встаю.
– Было приятно познакомиться.
Она отмахивается, и мы бредем к двери. На пороге я оглядываюсь и вижу, как легонько приподнимаются уголки ее губ. Это улыбка Доминика, и отчасти я воодушевляюсь при виде нее.
Проходит несколько минут очередной молчаливой поездки, и я делаю тише орущее радио Доминика.
– Что случилось с твоими родителями?
У него подергивается мускул на подбородке, и Доминик бросает на меня взгляд, который мне не понять.
Когда он снова врубает радио и переключает передачу, чтобы разогнаться, я понимаю, что поддерживать разговор Доминик не собирается. Я в недоумении наблюдаю за ним, сбитая с толку из-за перемены в его настроении и невыносимо красивой маски на лице, а еще из-за секретов, которые он так тщательно оберегает. В этом плане Доминик очень походит на Шона. Когда им задаешь вопросы, оба уклончиво отвечают, словно прошли и достигли вершин мастерства на уроках лаконичных ответов. Я выдыхаю, надув щеки, и решаю погодить с вопросами. Смысла никакого. Доминик снова стал неприступным, на это указывают его невербальные знаки. Я ухожу в себя, пока мы не подъезжаем к гаражу.
Доминик паркуется возле гаражного отсека и вылетает из машины так, словно хочет уйти от меня как можно скорее. Я же сижу в машине и смотрю, как он, не оглядываясь, заходит в мастерскую. День сегодня выдался, мягко говоря, насыщенным и немного познавательным.
Мое внимание привлекает огневая вспышка, и через лобовое стекло я замечаю Шона, захлопывающего свою зажигалку.
Он подходит ко мне, когда я вылезаю из машины.
– Как понимаю, все прошло не лучшим образом?
– С какой стати ты прислал за мной этого человека?
Он еле слышно посмеивается, но в глазах веселья нет.
– Что происходит у тебя в голове, Щеночек?
Я обхватываю его руками, и Шон осторожно выдыхает облако дыма, чтобы оно не коснулось моего лица.
– Просто рада тебя видеть.
– Это правда? – В его словах не звучат обвинительные нотки, но я знаю, что он видел, с каким неприкрытым интересом я смотрю на его соседа. Впрочем, Шон знает Доминика как никто другой. Уж он-то в курсе, что какие-то один-два часа наедине с его другом могут быть невыносимыми и утомительными.
Шон бросает сигарету и притягивает меня к себе, поцелуем стирая эту загадку. Когда он отстраняется, я с силой хватаю его за волосы.
– Почему ты не заехал за мной?
– Пара причин, одна из которых – непредвиденная и принудительная рабочая встреча в выходной день.
– О да?
Он улыбается мне.
– Ты отлично сражалась, детка.
Это моя первая настоящая улыбка за день.
Глава 24