Стая Тамерлана

Интенсивный сеанс неожиданно возымел обратное действие. Тонкие перегородки, отделяющие здравые участки от тронутых болезнью, не выдержали и лопнули. Внутреннее «Я» Анатолия Валентиновича полностью слилось с его последними «открытиями».

И немного восстановившись, Каретников с увлеченностью опытного проповедника стал наставлять сокамерников. Делал это он в полголоса, опасаясь внимательных и злых глаз санитаров. Люди, разделяющие с ним тесные вонючие чертоги, были не слишком обременены догмами и условностями, довлеющими над гражданами с так называемым здоровым рассудком. Они быстро восприняли новые и столь очевидные истины. В палате начал зарождаться массовый психоз. Но был он тихим, даже, можно сказать, задумчивым. Отозвав Анатолия Валентиновича в сторону, тот самый косноязычный неопрятный тип с ежекоподобной прической, что первым встретил профессора, вдруг ясно вымолвил:

— Я принимаю и разделяю вашу точку зрения, коллега. Но не кажется ли вам, что смотреть надо глубже?

— Это как? — слегка опешил Каретников.

— По-вашему, откуда взялись эти самые избранники с хищной тоской в зеницах?

— Это порода такая…

— Ну, хорошо. А ее генеалогия?

— Простите, вы кто?

— Филолог. Доктор наук Стельников.

— За что же вас…

— Полноте. А за что всех? — Он выпрямился и негромко продекламировал. — «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало…» А? Припоминаете общеизвестные гнусности? Их автора, вот кого надо было аминозинить до абсолютного растворения мозгового детрита!

— Ну, и… — совсем потерялся Анатолий Валентинович.

— Вот вам и «ну». Ключевое слово: «народ». Вот откуда они берутся! Из него лезут. Вы когда-нибудь задумывались: а каков он, этот народ?

— Разный.

— Нет, не разный. Он — советский! Был им и остается. Такой, каким его сделал величайший ублюдок и мерзавец всех времен — Ульянов. Он приблизил «народ» к «далеким революционерам». Слил их в одно! Вывел новую породу. И не важно, что сейчас иной строй. Они — оттуда. И взявшись теперь бороться с хищниками, вы обрекаете себя на противостояние всему обществу. Уберете одних, ваш «народ» тут же других предоставит — своих лучших представителей. Да, так и есть. Они лучшие, предел совершенства. Они первейшие воры, главнейшие подлецы, первостатейные ублюдки, отменные хищники! Стонет «народ» — какие негодяи у него правители! Ах, ах, ах! Извивается аж весь, горемычный! А откуда они? С неба сыплются? Они же из него лезут, из вашего «народа» прут! Как змеи из-под колоды, как черви из падали, как опарыши из дерьма! Вы к ним принюхайтесь, к выползкам! Почуйте ароматик! А? Разве не так?

— И что же делать?

— Я знаю что. Только вот толку от этого никакого, пока мы здесь.

— Да, толку и не будет, если весь народ… — расстроился Каретников.

— Будет! — жарко прошептал Стельников. — Будет! Ко мне сегодня больше не подходите, я сам вас позову. А вот этот — стукач, имейте в виду.

К ним приближался маньяк. Его узкие губы сложились в принужденную улыбку, всегда предваряющую начало цветастого раз и навсегда заученного рассказа.

— У, пузя-мазя, я поцола, — в полный голос заявил филолог и отошел.

* * *

План Мызина, рассказанный в предрассветной тиши, в целом Мураду и Леньке понравился. Ничего лучшего они, по крайней мере, предложить не могли. Только внести определенные корректировки.

Юрий не открыл партнерам одного — зачем ему понадобился Тамерлан. Впрочем, хромец в ключевые фигуры не годился, и настаивать на определении его роли не стали. Значительно важнее было в мелочах разработать способ захвата Аркадия Николаевича Заседина. Местом проведения операции Мызин наметил «Свечу». «Там все началось, там должно и кончиться», — мотивировал он свое решение. В целом удобный вариант. Не слишком близко от столицы, чтобы моментально вызвать подкрепление. К тому же Юрий Мызин как свои пальцы знал все ходы и выходы в ресторанном комплексе, а Гридин прекрасно ориентировался в прилежащем городе. Опять же, нет поблизости жилья — кругом лес, этакая недалекая глухомань. Но, с другой стороны, — захочет ли там появиться Заседин?