Гримнир понял, что мерзкий белокожий хотел грязной магией привязать его к себе, поддерживать в нем жизнь даже после того, как черная кровь, поддавшись праздности, застынет и он уступит смерти. Сама мысль об этом привела его в неописуемую ярость, в венах забурлила от бешенства кровь.
Голос Этайн был подобен щелчку хлыста.
– Мой единственный повелитель – Иисус Христос!
– Нет, маленькая обезьянка. Скоро и ты, и он станете звать повелителем меня! Ты молила дать тебе оружие, Кормлада? Я окажу тебе услугу… эти двое породят для тебя целое войско! Только представь десятки пустых безвольных сосудов, которые ты наполнишь своей темной волей! Мы…
Гримнир не дал ему договорить. Презрительно фыркнув – скорее на пытавшуюся сковать его боль, чем на своего врага, – Гримнир сжал пальцами рукоять сакса и перекатился, встал на колено и перенес вес на носки, готовясь к бою.
– Нехтан! – закричала женщина по имени Кормлада. Не успел ее вопль прорезать ночное небо, как Гримнир накинулся на врага. Стремительный удар пришелся по ногам. Хотя Нехтан и обернулся, потянулся к рукояти меча, клинок Гримнира впился в не защищенную хауберком плоть, вошел на три пальца ему под правое колено. Под наточенным, выкованным в старые времена острием одинаково легко разошлись ткань, мышцы и сухожилия.
Нехтан разразился проклятиями и повалился на бок. Он инстинктивно вцепился правой рукой в раненую ногу. Лишь когда она подвернулась, и бледный князь Туат припал на колено, он понял свою ошибку: его ножны перекрутились, и рукоять меча оказалась с другой стороны. Он попытался дотянуться до нее левой рукой, но Гримнир следующим своим ударом рассек его руку от запястья до указательного пальца. Нехтан зарычал и, не веря своим изумрудным глазам, поднял злой взгляд на заклятого врага.
–
– Мы победители! – выплюнул Нехтан. Сквозь его пальцы потекла бледная кровь, его чары становились слабее с каждым ударом сердца. – Это
– Что сделали мы? – прошипел Гримнир так, что от страха кровь стыла в жилах. – Мы, мелкий тупица, заставили вас дрожать от ужаса.
Со всей силой могучих плеч, со всей дикой яростью своего народа Гримнир воткнул дубовое древко Нехтану в горло. А затем набрал полный рот слюны и, плюнув умирающему эльфу в лицо, отшвырнул того от себя подбитой гвоздями сандалией.
Он на секунду застыл над телом мертвого врага, словно грозный волк; из-под темных бровей сверкали раскаленными угольями красные глаза. Он провел рукой по спутанным волосам, по костяным амулетам и серебряным бусинам.
– Подкидыш, – позвал он Этайн, все еще державшую руку на Черном камне, та кивнула в ответ. Взгляд тлеющих во тьме глаз обратился к Кормладе, Гримнир направил на нее острие меча. – А ты кто такая? Воняешь, как одна из шлюх Полудана, – он покосился на Этайн. – Ублюдок моего братца унаследовал от него поганый вкус на баб.
– Она ведьма, – ответила Этайн.
Гримнир приподнял бровь.
– Да ну? Правда ведьма? Что ж, тогда мы немного позабавимся, прежде чем вернуть эту потрепанную холуйку моему жалкому родичу! – он перехватил сакс плашмя и отер его о предплечье, оставив на нем след бледной крови. – Скажи-ка, ведьма: ты сможешь согреть постель Бьярки, если лишишься рук или языка?
– Круах! – завопила дублинская ведьма.
Гримнир услышал странный свист, он встал в боевую стойку, готовый убить любого человека или зверя, который покажется из темноты. Вслед за свистом раздался шорох сотен крыльев. Гримнир напрягся и сузил глаза, прикинул расстояние до места, где стояла ведьма, подумывая попросту отсечь ей голову с плеч.
–
–
– Гримнир! Подожди! – воскликнула Этайн.
И тут к пику Каррай Ду хлынули вороны – плотный темный вихрь ударил по Гримниру, тот пошатнулся, прикрыл рукой глаза, спасая их от кривых когтей. Они царапали его мозолистую шкуру, оглушали его своим криком; Гримнир с рыком бросился вперед и принялся рубить саксом крылья, клювы и лапы, чувствуя, как брызжет на пальцы кровь.
А потом все вдруг стихло. Гримнир опустил руку и выпрямился.
Нехтан, ведьма – оба исчезли, сбежали с проклятой стаей воронов.
Колдовство ведьмы спасло ей жизнь и отняло у Гримнира последний шанс потешиться над