Сталь

– Да, построил. Я хотел, чтобы вы все приехали сюда ещё в начале этого года и приготовил для вашего приезда всё, но Рэймонд не захотел ехать. Я пытался объяснить ему то, чего ещё не случилось, я оперировал предсказаниями и для него это казалось диким… Но дело было не в способах моего убеждения твоих родственников в столь кардинальной необходимости. Рэймонд просто не хотел работать на брата своей жены. Я предлагал ему, как одному из лучших известных мне архитекторов, стать главным архитектором моего проекта, спроектировать не просто несколько важных объектов, но весь Рудник. Он отказался. Потому что работа на богатого родственника уязвляла его мужскую гордость. И тогда я обратился к твоим родителям, но они, естественно, выбрали сторону своего сына. Никто из них в Рудник так и не приехал. Из-за решения мужа Кармелита с детьми тоже осталась в зоне поражения. Я думал, что у меня ещё есть время, считал, что у меня есть ещё около года, но, как оказалось, я неправильно истолковал слова Наринэ и просчитался. Моя вина в том, что я просчитался, Теона. Не в том, что я не пытался вас вывезти. Я пытался. Но ошибочно думал, что у меня ещё есть время для попыток.

– Мне никто ничего не говорил об этом… – я была в откровенном шоке от услышанного. – Я не знала…

– Я не знал, как с тобой связаться – ты была в постоянных разъездах и часто меняла номера телефонов, а я считал, что ещё есть время, что я ещё успеваю. Мне стоит просить прощения за самонадеянность и только. Потому что я пытался. Но, очевидно, не достаточно, ведь я так и не связался с тобой лично, и, насколько я понимаю, никто тебе так и не передал моё послание с приглашением.

От услышанного меня вдруг отпустило. Так резко, что где-то внутри меня что-то отчётливо щёлкнуло. Как будто кто-то поднял рубильник и включил внутри меня свет. Я до сих пор не понимала этого, но, оказывается, всё это время я была обижена на Беорегарда. На его гениальность, на его силу, богатство, мудрость – на всё то, что не распространилось на нас, его прямых и побочных близких людей, в достаточной мере, чтобы мы были обезопашены перед случившимся. Я неосознанно винила его в том, что со мной случилось – вот что я делала всё это время. А оказалось, что виновен вовсе не он. Виновна моя семья. Не в том, что все они решили отклонить предложение Беорегарда. В том, что они не передали его предложение мне – ведь он делал предложение и мне, через них, а я не знала, потому что мои родители и брат почему-то решили умолчать об этом. Они приняли решение за себя. И погибли. Они приняли решение за меня… Но я выжила. И, выжив, винила в случившемся со мной единственного человека, который, как я считала, мог спасти меня, мог предупредить, но не сделал этого. А он сделал. Он сделал даже больше: он не просто вовремя начал зазывать меня за стену – меня, ту, которую он даже не знал в лицо! – он, оказывается, построил для меня где-то за этой безопасной стеной целый дом. А я не знала. Потому что кто-то ответил ему вместо меня сокрушительное “нет”. Дал ответ за меня и промолчал об этом. Они все промолчали…

– Прости, – я наконец нашла в себе силы заговорить и, наклонившись вперёд, уперлась локтями в колени. – Я винила тебя. За то, что не спас… Я не знала, что ты пытался.

– Попытки ничего не значат, если они не дают результата.

– Брось, из нас двоих ведь ты бизнесмен, значит именно ты и должен знать, что любая попытка – это уже результат.

У меня перед глазами вдруг появился образ отца. За час до своей смерти он сказал: “Я общался с Беорегардом лицом к лицу всего три раза. Думаю, он отличный мужик. Поэтому считаю, что нам стоит довериться ему”.

Я сделала глоток из своего бокала. Отец понял. Но слишком поздно.

– Я видела, как мои родители погибали, – на сжатом выдохе начала я. – И в последнее время я задумываюсь… Может быть ты был прав? Может быть ты всегда и во всём прав, м?.. Может быть мне не стоило ехать к ним, а вместо этого мне необходимо было сразу ехать сюда? Тогда бы я не увидела, как они погибают…

– Тогда бы ты себя не простила. Если бы не попыталась.

Я встретилась с ним взглядом. Неожиданно, всего за несколько глотков и минут, он стал для меня не просто лучшим психологом в этом странно и страшно рухнувшем мире, но самой понимающей мою душу душой. Я не понимала, но уже начинала ценить это.