Сталь Императора

Наверху развиваются тенденции… сказал бы «макиавеллизма», если бы не составил вполне определенное мнение о наших руководителях. Ведь Макиавелли, как никак, был величайший государственный ум. Какие-то облака загадочной тайны постепенно начинают окутывать верхи нашего Олимпа. Нам, свободным гражданам, как и в былые времена, настоятельно рекомендуют оставаться за закрытой дверью, за которой вершатся государственные дела.

К трем «завоеванным» принципам — свободе, равенству и братству, прибавили четвертый — тайну. Не всякие тайны хороши. Есть такие, от которых «Боже упаси». Инстинктивно мы чувствуем, что тайны, которые от нас тщательно хоронят, совсем не светлые, радостные тайны.

И тревога общественная, может быть и недостаточно обоснованная, растет и ширится, подрывает веру в возможность лучшего будущего родины, окончательно развенчивает недавних любимцев и любимчиков. Эта снова вошедшая в моду «государственная тайна» разгадывается темной, непросвещенной массой с излишней, но, разумеется, пагубной простотой. — Начинают скрывать, значит, творится что-то неладное. Надо, братцы, своим умом начать жить. Надеяться то, видно, не на кого! И начинают решать вопросы по-своему, особенно, когда им эти антигосударственные решения еще нашептываются частью невежественными, а частью явно злонамеренными людьми.

Результаты налицо — мы видим, к каким ужасным потрясениям всех устоев общественности привела нас «самодеятельность» недисциплинированных масс. Но вновь изобретенная «тайна» не менее давит, глушит инициативу и более культурных слоев населения. Теперь бы и работать, теперь бы и строить новую широкую гражданственность, но руки опускаются, нет уверенности в завтрашнем дне.

«Государственная тайна», как мрачная туча, закрыла от нас только что блеснувшее солнце свободы, стала новым средостением между нами, гражданами, и нашими руководителями. Не надо даже прислушиваться к самым невероятным темным слухам и легендам, которыми полна сейчас Русь, достаточно ограничиться перечисленными немногими фактами, чтобы сказать с горькой уверенностью: — Да, мы вошли в полосу «тайны». И эта тайна не сулит ничего доброго…

Изет-Нич. (вечерняя газета Время) (*)

* * *

(*) Эта статья появилась именно в этой газете сразу после Высоча́йшего Манифе́ста об усоверше́нствовании госуда́рственного поря́дка 17 октября 1905 года.

Глава 17 Иностранный легион

Солнце клонилось к закату. По аллее Центрального парка Нью-Йорка медленно брели двое. Порывы ветра с океана гнали по дорожкам жёлтые листья, окурки и обрывки бумаг. Ей было зябко, она пыталась сохранить тепло и куталась в тонкий плащ. Он шёл с намотанным вокруг шеи шарфом и держал руки в карманах старенького пальто.

— Как же так, Джон? Дядюшка Дональд обещал найти тебе место еще в сентябре. Зима на исходе, а дело не сделано, — печально произнесла Она и вытерла лицо платком. По щеке её медленно скатилась слеза.

Он поднял воротник, потуже запахнул пальто и ответил.

— Я жду второй год, но не теряю надежды. Как только займу своё место, ты не будешь ни в чём нуждаться. А сейчас ты видишь, он вывернул пустые карманы и посмотрел на свой прохудившийся ботинок.

Всю их жизнь перечеркнула забастовка на Хоумстедском металлургическом заводе, где Джон работал сменным мастером и числился одним из лучших специалистов предприятия. Но когда администрация объявила о снижении зарплаты — терпеть не стал, первым бросил перчатки на стол и высказал в глаза управляющему, что он думает о нем и всех остальных «зажравшихся крысах» из заводоуправления. В забастовке тогда приняли участие около 8000 человек. Уволили, влепив «чёную метку», только самых шумных. Джон был в их числе. И вот с тех пор, несмотря на безупречную репутацию сталевара, он перебивался временными работам, игнорируемый даже родной ассоциацией работников железоделательной и сталелитейной промышленности.

— Я уверен, нам поможет Джозеф, — произнёс Он твёрдым голосом.

Джозеф — пронырливый малый, был одним из лучших агентов, подвизающихся на бирже труда, и вчера он, после долгих безрезультатных поисков, предложил трехлетний контракт в далекой и непонятной России.

— О, Джон. Твои слова — да Богу в уши, — сквозь слёзы улыбнулась Она.

— О, Свет Мой, наши мечты сбудутся, — с воодушевлением ответил Он.

Собеседники вышли из парка и остановились у ворот.

У входа старый китаец продавал сувениры и амулеты.

— Может быть, стоит прямо сейчас взять у него несколько уроков языка?

— Джон, ты уверен, что в России говорят на китайском?

— А что, между ними есть какая-то разница? — удивился Джон.