Stal og lidenskab (СИ)

Цири медленно ступала по мертвой земле, оборачиваясь на каждый всплеск, подмечая любое движение среди редеющего леса. В груди ее не было страха, лишь сознание заполнялось неприятным чувством предостережения, укрепляющим и одновременно разрушающим крепкую стену защиты перед лицом опасности. Девушка не знала, почему снова оказалась в этом жутком месте, где даже самые светлые помыслы очернялись болотной грязью, утопали в воняющей тине.

Ноги перестали ее слушаться и сами собой понесли ведьмачку к старой хижине, где некогда обитали кровожадные, жестокие ведьмы, создания настолько отвратительные, что один лишь взгляд на их покореженные, разлагающиеся тела навевал рвотные позывы.

- Остановись, - вслух приказала себе Цири. – Не ходи туда. Там смерть.

Но все попытки девушки были тщетны. Через несколько мгновений она уже стояла у деревянной, гниющей двери в ожидании той, которая должна была появится на пороге. Такое быстрое перемещение по болотистой местности не напрасно насторожило Цири.

- Значит, - заключила она, - эта старая ведьма стала достаточно сильной, чтобы управлять мной во сне, - пепельноволосая девушка покачала головой и громко выдохнула. – И достаточно наглой. Надо было прикончить ее, не прекращать поиски.

Внезапно дверь распахнулась, выводя наружу вонь разлагающихся тел, стоявшую в хижине, и представляя взору ведьмачки отвратительное существо, бывшее когда-то женщиной. В потных одеждах, с сеткой мух вместо левого глаза, странным колпаком на голове, прикрывающим плешь, и двумя уродливыми торчащими из грубой сумки ногами.

- Вот мы и встретились снова, Ласточка, - с ехидством в голосе произнесла Пряха, обнажая прогнившие во многих местах, желтые зубы. – Ты похорошела с нашей последней встречи, - ведьма приложила палец с окровавленным острым ногтем к губам, сделав вид, что задумалась.

- Говори, чего надо, - огрызнулась Цири, складывая руки на груди и с явным пренебрежением глядя на Пряху, - пока я не отправила тебя вслед за твоими сестрами.

- Ты не сможешь убить меня во сне, - улыбнулась та. - Я поклялась на древней магии, - уже более грозно продолжила Пряха, - что твой ведьмак будет страдать так же, как страдала я, видя, что ты, гадкая девчонка, делаешь с моими сестрами, - завопила ведьма так, словно на ногу ей уронили булыжник, а горло сдавили удушающей хваткой. – Сначала я убью тебя, а потом оставлю Волка на растерзание утопцам. Тогда мои сестры будут отомщены.

- Я найду тебя, - на полном серьезе произнесла ведьмачка, - и убью.

Странная черная пелена, словно живая, взвилась вокруг Цири, сжав девушку плотным кольцом, перекрывая ей доступ к воздуху, сгущая вокруг сознания и без того пасмурный день. Ведьмачка мгновенно отреагировала, но ее сил оказалось недостаточно, чтобы справиться с темной магией ведьмы, которая повелевала этим сном. Воздуха становилось все меньше, он просто растворялся в черноте, расползающейся из болота, из рук Пряхи.

Старуха, ухмыляясь, обошла Цири кругом и внезапно остановилась, резко вытянув руку вперед, пробив толстыми когтями женскую плоть на животе. Ведьмачка не смогла даже вскрикнуть, горло сдавила судорога. Вдруг отяжелевшие веки опустились сами собой, спрятав омуты зеленых глаз в темноту.

- Ласточка могла бы сама расправиться с Рангаром, - нараспев протянула Пряха, - но ей захотелось увидеть Белого Волка. Ласточка и Волк. Ты впустишь его в себя, - ведьма усмехнулась после короткой паузы. – Он будет смотреть на твою смерть и ничего не сможет сделать. Даже отдав свою жизнь, не сможет вернуть твою.

Цирилла распахнула глаза и вонзилась ядовитым взглядом в Пряху, позабыв о мучающей боли, об уродливой руке, которая пыталась скрутить ее внутренности в тугой ком. Но ее сила по-прежнему оставалась за пределами сна, недосягаемая и необходимая.

- Ты - его Предназначение, - приблизившись вплотную, прошипела ведьма девушке в лицо, - и ты его погибель…

Комнату заполнял лившийся в окна утренний свет, возвещающий о пришествии нового дня, о том, что жизнь продолжается, не смотря на все происходящее вокруг. Аккуратно убранная комната пропиталась легким ароматом камелии, смешавшимся со свежими полевыми цветами в вазе, которые с рассветом принесла одна из служанок. Ночная прохлада, легкой вуалью висевшая в воздухе, начала отступать перед ласковыми лучами Новиграда. Снаружи кипела обычная жизнь: на площади собирались барды, распевающиеся перед долгим творческим днем; рынок потихоньку начинал гудеть от прибывающих торговцев и покупателей; решетки главных ворот оказались подняты стражей, которая следила за тем, чтобы в город попадали все желающие.

На последнем этаже корчмы, в снятой на неделю комнате, девушка металась по скрипящей кровати в холодном поту. Ее плотно сжатые веки подрагивали, выдавая глубокий сон; спутанные пепельные волосы разметались по подушке; ладони до побелевших костяшек сжимали простыню; изо рта вырывались прерывистые, бессвязные, приглушенные стоны.