Сталин

Вся система идей Троцкого, как и люди, ее отстаивавшие, были глубоко чужды и глубоко враждебны русскому народному сознанию. Русский народ в революцию осознал свою силу. И его революционные слои не хотели и не могли терпеть в своей среде выкидышей антинационально-марксистской, унижавшей его выросшую за годы революции национальную гордость мысли. Вот почему шедшая за Троцким часть европеизированной старой гвардии, несмотря на все свои заслуги на первых этапах революции, нашла резчайший отпор в народных массах — и была свалена народными слоями ленинской партии, «большевиками», «ленинцами». Шедшая было одно время за Троцким часть молодежи скоро от него отшатнулась. Лишь самые незначительные группки молодежи, по преимуществу не русской, продолжали пережевывать его идеи. Так Троцкий был отброшен от власти.

IV

Значительная часть «старой гвардии» составила так называемое «болото». Это был очень многочисленный и очень влиятельный на первых порах революции слой. К нему примкнули в процессе развития революции многочисленные слои беспринципных карьеристов, «примазавшихся», особенно, когда спала волна Гражданской войны и опасностей, к власти. Сюда же примыкали «старые революционеры» из других партий типа Рафеса, Лозовского, Радека, Коппа, Майского и пр., тоже искавшие исключительно власти и выгод. Вождями болота были Зиновьев и Каменев.

Эти люди, как мы уже видели, были вообще против Октября. И в дальнейшем, до самого конца своих политических дней, они не могли уверовать в Октябрьскую революцию, ненавидели ее, поносили на каждом шагу.

«Октябрьский переворот он встретил с враждебным недоверием, как авантюру, заранее обреченную на неуспех», — пишет об одном из наиболее темных в рядах этих политических проходимцев, Красине, Троцкий.

И тем не менее и Красин, и Зиновьев, и Луначарский, и Губельман[10], и тысячи других служили режиму Октябрьской революции. Они налипли на тело новой государственности, как мухи налипают на сладкий пирог. Не верили, ненавидели — и все-таки служили. Ибо ненавистная революция ненавистного народа дала им жирные куски, почетные места.

В окружении народной массы этих людей не видели никогда. Они не были ни в одном из тех мест, где строилась подлинная народная революция: ни на фронтах, ни на фабриках, ни в деревне. Они не видели ни крови, ни голода, ни вшивых, ни тифозных, — никого и ничего. Впрочем, когда некоторые из них — Зиновьев, Луначарский — попробовали появиться в народной среде, им свистали, выгоняли вон. Если народ возмущался Троцким, то этих гиен революции он презирал и ненавидел… Они сидели поэтому, замкнувшись, в комфортабельных квартирах и кабинетах, среди наворованных ценностей, среди своры продажных лакеев с Горьким во главе; покачивали свои ожиревшие тела на мягких рессорах дорогих автомобилей и салон-вагонов; наслаждались, как могли, среди общей нищеты и разрухи, жизнью и властью.

Словом: это были типичные представители того слоя стадных олигархов, который проникает собой, во все века, все к власти приходящие революционные партии и которого лозунгом является: «Все из народа, все для себя!..»

Революция для них постепенно стала очень выгодным делом, партия была для них вначале орудием, которым они укрепляли свою власть, потом, когда их разбили, публичным домом, где они продавались сильнейшему.

Было бы кощунством назвать этот слой революционным. Это была самая настоящая мещанская контрреволюция. Самые настоящие термидорианцы. Когда слой этот начал терять свое влияние, представители его порастряслись по обоим воинствующим революционным лагерям. Часть стала на сторону Троцкого, часть на сторону Сталина. Некоторые сели меж двух стульев, выжидая, кто победит.

Этот слой, который один момент, казалось, — это было после высылки Троцкого, — предав своих вождей, утвердился у власти за широкой спиной Сталина и грозил создать в стране подлинный «термидор», в последующие годы был смят, опрокинут, рассеян, частью полностью выброшен за борт народными слоями партии…