Началось с волнения рабочих завода Ротшильда 31 декабря. Несколько сотен рабочих керосино-нефтяного завода явились к директору с требованием оплатить им участие в тушении пожара на заводе 7 декабря. Толпа шумела, свистела, пела, плясала. Сначала получили отказ, но 2 января требование было удовлетворено и рабочие получили по два рубля[309]
. Это был тот самый завод, на который в конце декабря устроился работать Иосиф Джугашвили[310], и мемуаристы утверждали, что заявить требования об оплате тушения пожара рабочих побудил он (см. док. 12). Получается, что, устроившись на склад, Джугашвили застал рабочих, возмущенных недавним несправедливым отказом в компенсации, и уговорил их настойчивее предъявить претензии.Затем последовали события на заводе нефтепромышленного и торгового общества «А. И. Манташев и Кº». По воспоминаниям Д.Вадачкория, рабочие требовали прекратить ночные работы, дать один выходной день в неделю и обращаться с ними вежливо. Заводская администрация отказала, началась забастовка, в ходе которой по предложению Сосо были добавлены требования вернуть взысканные штрафные суммы, увеличить зарплату и оплатить время забастовки. Через десять дней забастовщики одержали победу (см. док. 20). Точных дат мемуаристы не приводят, но, очевидно, имеется в виду стачка рабочих бидонного и нефтеперегонного отделений жестяночно-ящичного завода общества Манташева 31 января – 18 февраля 1902 г. В стачке участвовало 155 рабочих из 654 трудившихся на заводе, началась она из-за увольнения одного из рабочих. Требовали отстранить от должности заведующего за грубое обращение с рабочими, отменить штрафы за брак и сверхурочные работы, поднять заработную плату до уровня других заводов. В результате требования были удовлетворены, но затем 53 рабочих были арестованы и около ста высланы из города[311]
.Следует отметить немаловажное обстоятельство: о забастовке написали в «Искре», причем дважды. В №18 за 10 марта сообщалось о стачке 5-18 февраля на заводах Ротшильда, Манташева, Тер-Акопова[312]
, в № 20 за 1 мая – на заводе Манташева 31 января – 18 февраля. Судя по тому, что составители «Хроники рабочего движения» не нашли подтверждения первому эпизоду в архивных документах официального происхождения, имела место все-таки одна забастовка и только на заводе Манташева. Таким образом, «Искра» приплюсовала к участникам стачки два завода, которые в тот раз не бастовали, кроме того, она указала преувеличенную численность как забастовщиков на заводе Манташева – около 400 рабочих, так и арестованных—около 100 вместо официально числившихся 53. В принципе, конечно, заводская администрация и полиция могли быть заинтересованы в занижении количества бастовавших. Но, как правило, данные о числе арестованных в полицейских отчетах приводятся весьма аккуратно. Равным образом очевидно, что революционерам было выгодно преувеличить масштаб и беспорядков, и репрессий. Появление в «Искре» заметок о Батуме подтверждает, что у местных социал-демократов существовал канал связи с редакцией. Вероятным связующим звеном был Джугашвили. Следовательно, он первый, кого мы вправе заподозрить в намеренном преувеличении размаха батумских забастовок перед партийными читателями, да и руководством партии.Между тем, пока длилась забастовка на заводе Манташева, в Тифлисе 15 февраля произошли аресты, которые начальник местного Губернского жандармского управления генерал Дебиль объявил ликвидацией Тифлисского комитета РСДРП. В тот день во время заседания комитета на квартире Захара Чодришвили были арестованы он сам, Георгий Чхеидзе, Калистрат Гогуа и Аракел Окуашвили. На самом деле половина членов комитета осталась на свободе, а Тифлисское розыскное отделение на этой операции потеряло двоих тайных агентов, которых не могло больше использовать. Тем не менее Тифлисскому комитету был нанесен серьезный удар.
Джугашвили пока избежал ареста, но мог опасаться, что ненадолго. Он лишился товарищей, по-видимому, склонных его поддерживать. Невозможно судить, ослабило это его позиции в партии или же, напротив, как минувшей весной, открыло дорогу к повышению его влияния. Мы знаем только, что в конце февраля он ездил в Тифлис и привез оттуда типографское оборудование и шрифт. Быть может, таким образом он ликвидировал тифлисскую типографию, оставшуюся без хозяев. По воспоминаниям Я.Куридзе, из Тифлиса Сосо вернулся «без усов и бороды», то есть принял меры, дабы остаться неузнанным (см. док. 28).