Тем временем в Батуме неожиданно начались масштабные события. 26 февраля управляющий керосино-нефтяного завода Ротшильда объявил о грядущем увольнении почти половины рабочих – 389 человек из 900. Они должны были быть уволены через две недели, к 12 марта, «за сокращением работ». Мемуаристы вслед за социал-демократическими агитаторами подавали это как пример возмутительного беззакония и попрания прав пролетариата, того же придерживались и советские авторы. Однако на самом деле ничего необычайного в таком действии не было, в ту пору большинство нефтяных заводов работали по мере наличия заказов. При поступлении заказа на определенный объем нефти завод нанимал рабочих для его выполнения, затем по окончании работ их рассчитывал. В основном это были неквалифицированные чернорабочие из местных крестьян, приходивших на заработки. Таким образом, управляющий заводом Ротшильда совершил вполне рутинную процедуру, причем корректно предупредил рабочих за две недели. Но распропагандированные уже своим «учителем» рабочие усмотрели здесь повод для протеста. На следующий день, 27 февраля, все рабочие завода забастовали, требуя вернуть уволенных. Возвратившийся как раз в Батум Иосиф Джугашвили их инициативу полностью одобрил и посоветовал добавить требование об оплате дней забастовки (мемуарист передал его слова: «Они напуганы и заплатят» (см. док. 28)). В последующие дни его советы рабочим были направлены на обострение ситуации.
Для местных властей всякие забастовки были в новинку, тем более они не были готовы к крупным акциям, и в действиях их угадывается растерянность. Кутаисский военный губернатор генерал-майор Смагин попытался вмешаться в конфликт и трижды – 28 февраля, 1 и 2 марта – назначал встречу недовольных рабочих с фабричным инспектором в присутствии своего помощника полковника Дрягина. Рабочие не явились. 2 марта Смагин прибыл в Батум лично, на следующий день удалось наконец собрать около 400 забастовщиков для встречи с губернатором (см. док. 27). Толку из этого не вышло. Смагин выслушал требования бастовавших, счел их незаконными и предложил немедленно выйти на работу. В воспоминаниях одного из них находим примечательный разговор. «Я описал губернатору невыносимое положение рабочих, их нужду и в конце произнес следующие слова товарища Сосо: „Сегодня заводские лошади не работают, но их все же кормят. Неужели человек не достоин того же отношения, что и лошади?“ На это губернатор возразил: „Где это видано, чтобы рабочий не работал, а жалованье все-таки получал?“ Я ему ответил: „Так было после того, как сгорел Путиловский завод. До тех пор, пока завод не был вновь выстроен, рабочие получали половину своей зарплаты“» (см. док. 29). Вооружил рабочих этим аргументом скорее всего также Иосиф Джугашвили[313]
. Почти четыре месяца спустя, после тянувшейся все это время забастовки, рабочие, ощутив наконец некоторые сомнения, стали наводить справки об основательности своих требований. Среди прочих они обратились за разъяснениями к. жандармскому ротмистру Джакели. Из беседы с ними ротмистр заключил, что «рабочие неправильно поняли новый фабричный устав, так как они утверждали, что даже если вследствие забастовки завод не работает, что завод и тогда будто бы должен платить рабочим жалованье» (см. док. 70). Вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что автором передергивания в толковании закона был все тот же «учитель рабочих».Неудивительно, что абсурдные соображения насчет неработающих лошадей губернатора не убедили. Переговоры провалились. Следующей ночью Сосо собрал сходку на кладбище, призывал продолжать борьбу с угнетателями (см. док. 30). Именно там отличился блистательной некомпетентностью осведомитель жандармского управления: темнота помешала ему рассмотреть собравшихся, а незнание грузинского языка – выяснить, о чем шла речь (см. док. 31).