Довольно ясно, кто мог внушить это рабочим. Верил ли он в это сам или намеренно обманывал их, добиваясь эскалации выступления? Скорее, пожалуй, следует предположить первое. Ведь год назад в Тифлисе также довольно агрессивную и небезоружную толпу разогнали казаки нагайками и шашками, выстрелы раздались только со стороны самих демонстрантов. Похоже, революционеры действительно впали в некоторую эйфорию, преувеличив меру своей безнаказанности, это подтверждает и поведение тифлисских социал-демократов, заключенных в тюремном замке (см. гл. 5). О том же как будто свидетельствует и то обстоятельство, что сам Сосо 9 марта в Батуме, по-видимому, находился в толпе демонстрантов. Об этом говорят многие мемуаристы, верить которым в данном случае не стоило бы, ведь, разумеется, по официальной логике биографии Сталина он должен был лично возглавить демонстрацию. Например, в рассказе О. Инжерабяна Сталин идет впереди всех, при виде угрозы со стороны войск громким голосом призывает товарищей не расходиться. «Его огненные слова сцементировали демонстрацию, и никто не отошел. Наоборот, многие рабочие стали бросать в офицера и солдат камни, решительно требуя освобождения арестованных»[316]
. Это можно было бы считать чистейшей беллетристикой, как и само присутствие обычно осторожного Джугашвили в толпе, если бы не нашлось подтверждения в материалах расследования. Пристав 4-го участка города Батума Чхиквадзе сразу после ареста Джугашвили в начале апреля 1902 г. утверждал, что видел его в толпе у пересыльного пункта во время беспорядков (см. док. 58). К тому же, забегая вперед, отметим, что после ареста Сосо попытался организовать себе алиби: предупредить записками родных в Гори, чтобы они говорили, что во время беспорядков он находился там, с ними. Стало быть, он исходил из того, что против него могут быть выдвинуты довольно серьезные обвинения.Любопытно, что, хотя кавказским рабочим свойственно было иметь оружие, да и многие революционные мемуаристы 1920-х гг. говорили о наличии пистолета как о деле обыкновенном, никто не упоминал о Сталине с револьвером – в руках или в кармане. Даже на фоне живучих кавказских слухов, причислявших его к бандитам или уголовникам. Был ли у него тогда пистолет? Это представляется весьма вероятным, но отметим, что товарищи по подполью «не видят» его с оружием.
12 марта в Батуме хоронили жертв демонстрации. Рабочие-мемуаристы утверждали, что похороны «вылились в грандиозную демонстрацию», жандармское же начальство лаконично доносило в Петербург, что похороны «прошли тихо и порядок нарушен не был» (см. док. 48-50).
Иосиф Джугашвили в ту пору, вероятно, искренне полагал, что борется за права и интересы рабочего класса. Почувствовал ли он за собой вину в гибели рабочих, которые по его призыву затеяли протесты? По мнению жандармского ротмистра Джакели в изложении Г. Елисабедова (не самого надежного мемуариста), «есть в Батуми марксисты, как Рамишвили и Чхеидзе, и при них все было мирно, а вот с появлением марксиста Джугашвили рабочие взбунтовались, поднялись – и по вине его (Джугашвили) были расстреляны»[317]
. Умозаключение вполне закономерное, однако сам Джугашвили вряд ли так считал, ибо почти месяц между событиями 9 марта и его арестом был наполнен по-прежнему бурной революционной деятельностью. В начале апреля он даже вызвал в Батум Годзиева, которому намеревался поручить изготовление листовок и агитацию теперь уже не только на грузинском, но и на армянском языке (см. док. 63).По воспоминаниям Иллариона Дарахвелидзе, уже в ночь с 9 на іо марта была выпущена листовка о расстреле батумских рабочих: «В простых и понятных словах прокламация рассказывала о расстреле рабочих, „кормильцев мира“, осмелившихся требовать улучшения своего тяжелого положения. Она разъясняла, что царь и весь государственный аппарат стоят на страже интересов капиталистов, что рабочим неоткуда ждать помощи и только их объединение и дружное выступление помогут им свергнуть царя и капиталистов. Она подробно описывала расстрел демонстрантов» (см. док. 44). Яков Куридзе рассказывал, что некая «знаменитая прокламация товарища Сталина» распространялась на похоронах погибших рабочих 12 марта (см. док. 49).
Однако батумские жандармы в первые дни после беспорядков листовки, похожей на описанную Дарахвелидзе, не зафиксировали, зато обнаружили другую, действительно распространенную в день похорон, но совсем иного содержания: «Да благословит вас Господь за справедливую смерть! Да благословит Господь тех кормилиц, которые кормили вас! Да благословит Господь вам церковный венец, украшающий ваши бледные лица и губы, которые, умирая, твердили о войне. Да благословит Господь и тех, которые не переставая шептали вам в ухо о взятии вашей крови обратно (мщение)» и т. д. (см. док. 47). Этот весьма эмоциональный текст ничуть не похож на социал-демократический, но, вне всякого сомнения, не только был рассчитан на восприятие малограмотных грузинских рабочих, но и составлен человеком, выросшим в той же среде.