Сходная ментальность была свойственна и автору анонимного письма, полученного в начале апреля капитаном Антадзе, командовавшим в тот день солдатами: «Близок час вечного твоего успокоения, пьющий кровь твоих собратий. Близок час приведения в исполнение завещания, продиктованного нам сердцами убитых тобою рабочих. […] Смерть тебе, верный страж подгнившего и заплесневелого российского самодержавия.» (см. док. 43).
Имел ли Иосиф Джугашвили какое-то отношение к составлению этих двух текстов? Во всех известных случаях он писал иначе, его авторский стиль и способ аргументации уже тогда были иными. Вместе с тем, если процитированная прокламация была издана не его группой, придется допустить, что в Батуме действовала еще одна подпольная типография, а никаких сведений о ней нет.
Прокламация, сходная с описанной И.Дарахвелидзе и распространенная в Батуме непосредственно после беспорядков, не известна. Зато этому описанию вполне соответствует листовка «Граждане!», распространенная в последних числах марта в Тифлисе (см. док. 45). По сведениям батумской полиции, 24 марта Джугашвили и К. Канделаки ездили в Тифлис, так что как раз могли доставить туда прокламацию о недавних событиях. Впрочем, батумская полиция, наоборот, полагала, что они привезли из Тифлиса прокламации, разбросанные 28-го по Батуму (см. док. 61). Но местная полиция вообще долго не хотела признать, что листовки изготавливаются в самом Батуме.
Листовке «Граждане!» свойственна одна любопытная особенность: так же как в заметке для «Искры», касавшейся забастовки на заводе Манташева, число подлежавших увольнению рабочих здесь смело увеличено вдвое. В описании событий помимо характерной риторики настойчиво подчеркивается сугубо мирный характер шествия рабочих и обоснованность их требований. Говоря о событиях 8 марта, автор листовки затушевывает то обстоятельство, что рабочие в толпе сами настойчиво требовали всех их арестовать – по тексту листовки солдаты на них напали и заперли в пустую казарму. Сентиментальный эпизод с солдатом, обнаружившим родственника среди убитых, по-видимому, являлся чистым вымыслом. Любопытно сопоставить эту листовку с той, что была распространена в Батуме 19 мая того же года от имени «группы Батумских социал-демократов» и называлась «К обществу!» (см. док. 51). Там, напротив, события описаны довольно точно, а цифры даны без преувеличений. И неудивительно, ведь эту листовку читали участники недавних событий, а не сочувствующая публика и рабочие относительно удаленного Тифлиса. Требования рабочих здесь приведены по пунктам, присутствует и знакомый нам мотив «животных кормят тогда, когда они работают, и тогда, когда они не работают; мы же этого права лишены», равно как и иная характерная риторика. Представляется, что обе эти листовки – тифлисскую конца марта и майскую батумскую – можно считать написанными самим Иосифом Джугашвили или при его непосредственном участии.
В конце прокламации «К обществу!» от 19 мая приведен текст листовки, распространенной на следующий день после событий. Вполне вероятно, что это и есть та самая листовка, об изготовлении которой писал Дарахвелидзе. Текст ее примечателен тем, что соединяет мотивы как тифлисской листовки, написанной с вполне социал-демократических позиций (как их там тогда понимали), так и зафиксированной жандармами прокламации «Да благословит вас Господь за справедливую смерть!», твердящей похожие на заклинания слова о крови, слезах и мести. «Солдаты истребили рабочих, честных кормильцев человечества. Еще раз заплачут наши жены и дети; еще раз возрадуются наши притеснители, и это потому, что нам опротивела наша собачья жизнь. Нашими трудами пользуются другие, нашу кровь пьют они, слезами наших жен, детей и родных утоляют жажду наши угнетатели; мы не стерпели этого и заявили, что мы тоже люди, и потребовали человеческой жизни. […] А что ответило на это правительство? Оно ответило тюрьмой, штыками и пулями. Кровь и проклятие такому правительству!»[318]
Если это и есть та самая листовка, выпущенная к похоронам жертв беспорядков, то она приоткрывает молодого Сталина с незнакомой, слабо отраженной источниками стороны. Как сказал сестре много лет спустя его маленький сын Василий, «наш отецБатумская демонстрация была одной из самых ярких, резонансных и драматичных революционных акций начала 1900-х гг., пока ее не затмили события первой революции. Батумский расстрел упоминался в листовках, выпущенных в разных городах России[320]
. Писала о нем и «Искра».