Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Уличали Джугашвили только слова полицейского пристава, видевшего его в толпе 9 марта; тот же пристав видел, как Канделаки раздавал прокламации. Иосиф Джугашвили попытался организовать себе алиби: известить запиской мать и старого друга Сосо Иремашвили, чтобы они сказали, что в дни батумских беспорядков он находился в Гори (см. гл. 6, док. 1-3). Записки эти немедленно попали в руки жандармов, что также свидетельствует о неумелости Сосо как конспиратора. Показания Джугашвили и Канделаки давать отказывались, виноватыми себя не признали, улик против них не имелось. Тем не менее уже к 18 апреля ротмистр Джакели знал, что Джугашвили и Канделаки «являются главными руководителями беспорядков, произведенных батумскими рабочими» (см. док. 62), что Джугашвили зовется «учителем рабочих» и многое другое. Заведенное тогда следственное дело не обнаружено, по-видимому, оно давно не существует, сохранились только описывающие ход дела донесения в Петербург. Не известен ни один протокол допроса Джугашвили, но то, что он действительно отказывался от дачи показаний, подтверждает фраза в донесении: по мнению ротмистра Джакели, Джугашвили, Елисабедов и Годзиев являются членами Тифлисского комитета, «первый из них представляет типичного пропагандиста, и конечно не пожелает указать, где находятся Елисабедов и Годзиев» (см. док. 62).

Осведомленность ротмистра Джакели основывалась, конечно же, на сведениях, полученных от распропагандированных Иосифом Джугашвили рабочих, участников стачки – от кого еще можно было все это узнать. Вряд ли стоит сомневаться, что и Сосо понимал, кто его выдал. Даже, может быть, жандармский офицер прямо сообщил ему об этом на допросе. Да и роль кого-то из рабочих в его аресте вряд ли осталась для Сосо тайной. Это обстоятельство следует отметить как чрезвычайно важное. Мы не знаем интимной, внутренней истории Иосифа Джугашвили. Неизвестно, когда и как юный романтик Сосо, любитель Виктора Гюго, писавший стихи о бутоне розы и пении соловья, превратился в циничного и безжалостного Сталина. Но мы вправе предположить, что среди ключевых моментов этого превращения немалую роль сыграл финал батумской эпопеи, когда он был предан теми самыми рабочими, за права которых, как ему казалось, он боролся.

По возвращении из первой ссылки Джугашвили стал уделять чрезвычайное внимание конспирации и не работал более в Батуме. Несмотря на успех, которого он добился, организовав столь крупное и эффектное массовое выступление рабочих, никогда более в дальнейшем он не пытался возглавить какое-либо движение масс. Как всесильный диктатор, он знаменит подозрительностью и недоверчивостью – не в батумской ли тюрьме зародились эти качества?

Для Иосифа Джугашвили начались тюремные будни и неторопливое следствие. Батумские рабочие после ареста вожаков были удручены, полагали, что «дело их пропало» (см. док. 62). Город вскоре вернулся к обычной жизни, заводы постепенно возобновили работу, хотя до полного спокойствия было далеко. Весной, летом и даже осенью того года то и дело возникали недовольства, претензии, вспыхивали забастовки, причем многие из них являлись своего рода «афтершоками» событий конца февраля – начала марта: то бастовали в поддержку товарищей, требуя вернуть уволенных или освободить арестованных, то настаивали на выплате компенсаций за время той забастовки^[324].

В среде батумских социал-демократов слышнее стали голоса оппонентов Иосифа Джугашвили, будущих меньшевиков, несогласие которых с ним в советское время квалифицировалось как раскольническая работа, – Н. Чхеидзе, И. Рамишвили, Д.Хартишвили (по прозвищу Мохеве) (см. док. 64). Их основные аргументы совпадали с аргументами дирекции завода Ротшильда: предложение рабочей силы в регионе существенно превышало спрос на нее, в некотором роде рабочим заводы в Батуме были нужнее, чем даже их хозяевам, ведь других рабочих мест не было. При этом нефтяной рынок в ту пору был еще довольно узок, а капитал уже был международным, поэтому каспийская нефтедобыча имела серьезных конкурентов в виде нефтедобывающих предприятий Северной Америки и Египта. И если Америка была далеко, то Египет в силу относительной географической близости казался тогда опасным конкурентом. Осложнения в Закавказье, частые забастовки, удорожание нефтедобычи довольно легко могли привести к тому, что такие фирмы, как Ротшильды, братья Нобель, доминировавшие в бакинской нефтяной промышленности, решили бы перенести весь свой нефтяной бизнес в Египет, бакинские же заводы (и сопряженные с ними батумские) просто закрыть. Баку тогда утратил бы положение нефтяного центра со всеми вытекающими последствиями.