Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Позднее, уже в Вологде, Джугашвили в разговоре с П.Онуфриевой отсоветовал ей читать Арцыбашева: «Иосиф Виссарионович мне заметил, что не стоит время тратить на чтение этого писателя. Он указал, что я имею неправильное представление об Арцыбашеве, о его романе „Санин“. „Этот писатель низменных чувств. Пошлый писатель, о пошлостях и пишет“» (см. док. 75). Ей же «Иосиф» пытался разъяснить достоинства картины «Джоконда» (см. док. 76), а на прощание подарил книгу П. С. Когана «Очерки западноевропейской литературы»^[299] (см. док. 82). Вологодские филеры фиксировали в дневнике наблюдений, что «Кавказец» посещал городскую библиотеку, видели его с книгами в руках (см. док. 52, 69, 72, 116, 120, 122, 124). О книгах вспоминала и С. П. Крюкова, работница квартирохозяйки, девочка, отданная ей в обучение ремеслу портнихи. Крюкова уверяла, что книги, взятые в библиотеке, были на грузинском языке (см. док. 64). Не очень понятно, как грузинские книги могли оказаться в вологодской библиотеке, к тому же все прочие свидетельства сходятся на том, что Джугашвили читал преимущественно по-русски. Вероятно, этой детали рассказа Крюковой не следует доверять. Она вспоминала, что книги показались ей непонятными, и на вопрос, о чем они, Джугашвили прочел немного вслух по-грузински. Не ясно, умела ли тогда читать Крюкова, а если умела, то насколько хорошо. Быть может, Коба подшутил над ней, сказав, что книги грузинские. Впрочем, до него в Вологде побывало много ссыльных кавказцев, не исключено, что кто-то мог и книги с собой привезти. После побега Джугашвили из Вологды в конце февраля 1912 г. среди брошенных им на квартире вещей осталось довольно много книг, скорее всего библиотечных. В описи значатся книжка по арифметике и сборник арифметических задач, книга по бухгалтерии, «Астрономия» (вероятно, учебники), «Небо и звезды», «Материализм» Юшкевича^[300], «Политическая книжка марксизма», сборник исторических работ, «Позитивизм» Огюста Конта^[301], «Наука гипотеза» и «Научно новое учение о нравственности»^[302], «Этика и материалистическое понимание истории» К. Каутского^[303], неназванные сочинения Оскара Уайльда и Вольтера и сборник русской поэзии, номера журналов «Запросы жизни», «Наша заря», «Общая польза» (см. док. 136). Прежде всего это круг чтения человека, серьезно занятого самообразованием. Позднее, уже, вероятно, в послереволюционные годы, Камо, пытавшийся с большим трудом учиться в академии, говорил жене (очаровавшей его как раз способностью объяснить недававшийся урок), что Сталин «постоянно работал над собой». «Камо рассказывал, что у него [Сталина] на столе вместе с бумагами, с документами всегда лежали учебники: по русскому языку, по математике, химии. Каждую свободную минуту тратил на учебу» ^[304].

В советское время Сталин всегда много читал. Рассматривая разные периоды его биографии, можно предположить, что эта привычка выработалась и стала устойчивой как раз в Сольвычегодске и Вологде, где у него было и достаточно досуга, и доступ к книгам. Сомнительно, чтобы образ жизни действующего подпольщика оставлял много простора и возможностей для чтения (хотя наверняка при наличии такой возможности он ею пользовался), а позднее, в туруханской ссылке, не было ни библиотеки, ни собственного запаса книг. В этом отношении представляется, что почти полтора года ссылки в Вологодской губернии дали свои плоды. В воспоминаниях, относящихся к этому периоду, Иосиф Джугашвили предстает человеком начитанным, эрудированным, не лишенным вкуса.

По-видимому, спокойное и неспешное течение сольвычегодской жизни Иосифа Джугашвили тем не менее скрывало определенное внутреннее напряжение, которое приоткрывают рассказы Ивана Голубева. Он утверждал, что Коба обдумывал побег, от которого Голубев с Коростелевым всячески его отговаривали, убеждая, что срок ему остался небольшой, а легальное положение партийному работнику теперь гораздо выгоднее. Джугашвили ворчал, но от мысли о побеге отказался, причем, как замечал Голубев, «отчасти это объяснялось тем, что Иосиф Виссарионович не получил директивы от В. И. Ленина, которому он писал письмо в декабре 1910 г. Письмо это, может быть, до Ленина и не дошло. Некоторое время товарищ Сталин был оторван от Ленина и заграничного центра большевиков; у него не было адресов», и только благодаря полученному от Голубева адресу он сумел восстановить связь с партийным центром (см. док. 3).