Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

В Петербурге формальная переписка по делу Джугашвили с обыкновенной неспешностью тянулась до середины ноября. 17 ноября начальник Петербургского ГЖУ генерал-майор Клыков подписал постановление о ее окончании. В постановлении была изложена революционная биография Джугашвили, жандармы вполне представляли себе его место и значение в большевистской партии и признавали его «лицом безусловно вредным для общественного спокойствия и государственного порядка». Клыков предлагал в качестве меры пресечения ссылку в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции на пять лет (см. док. 108). 9 декабря было вынесено решение министра внутренних дел, намного более мягкое: «подчинить Джугашвили гласному надзору полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц и столичных губерний, на три года» (см. док. 109). Такая снисходительность имела, очевидно, сугубо формально законные причины. Ведь за перечисленные в постановлении Клыкова грехи Джугашвили уже отбыл ссылку, из новых правонарушений за ним числилась только самовольная отлучка из Вологды. К тому же в очередной раз оказалось, что компрометирующие сведения получены агентурным путем, а формально предъявить в суде нечего.

Джугашвили предпочел   в Вологду. 14 декабря он получил проходное свидетельство и был обязан в течение суток выехать к месту ссылки прямым путем, нигде по дороге не останавливаясь, а прибыв на место, в течение суток явиться в полицию (см. док. 110). Из канцелярии Петербургского охранного отделения об этом известили канцелярию вологодского губернатора, причем указали, что Джугашвили уже выехал 14 декабря (см. док. 109). Однако в Вологде он объявился только 24 декабря. В этот день он отправил открытку в Тотьму Пелагее Онуфриевой, сообщив, что находится в Вологде в обществе Петра Чижикова (см. док. 112), а 25-го был отмечен в полиции (см. док. 113). Десятидневная задержка никаких нареканий не вызвала.

По словам Веры Швейцер, после освобождения из тюрьмы Джугашвили прятался на Петербургской стороне в квартире Симаковых, и Швейцер вместе с Суреном Спандаряном там его навестила (см. док. 111). Она описала сцену общего безудержного веселья при встрече, что, несомненно, нелепица. Но если в этом эпизоде есть хотя бы зерно правды, тогда появляется возможность предполагать, зачем Джугашвили медлил с отъездом из Петербурга. Спандарян, как и Орджоникидзе, являлся членом организационной комиссии по подготовке партийной конференции и в связи с этим разъезжал по всей России^[342]. Если его свидание с Кобой имело место, то речь могла идти о попытках все же устроить приезд Ивановича на конференцию. Убедившись, что дело не складывается, Джугашвили отправился в Вологду.

Там он вернулся к уже привычному образу жизни, столь же привычно фиксируемому филерами^[343]. Виделся с Чижиковым, брал книги в библиотеке, прогуливался, заходил в лавки, перебирался с квартиры на квартиру. Никаких особенных его передвижений в связи с новогодним праздником филеры не видели, он проводил время как обычно. Лишь 8 января вместе с Чижиковым дважды заходил в пивную лавку, других подобного рода развлечений филеры не замечали (см. док. 120).

Тем временем 5-17/18-30 января 1912 г. в Праге прошла партийная конференция большевиков (представители прочих групп участвовать отказались). Был выбран новый состав ЦК, в него вошли Ленин, Зиновьев, Орджоникидзе, Спандарян, Ф. М. Голощекин, Д. М. Шварцман, Р. В. Малиновский и др. Конференция еще продолжалась, когда эти новые члены решили кооптировать в ЦК И. С. Белостоцкого и Иосифа Джугашвили. Был намечен также запасной список кандидатов в ЦК на случай провалов и арестов. Ленин и Зиновьев впредь должны были «всегда оставаться за границей и составлять основное, не поддающееся разрушению и воздействию розыскных органов империи ядро ЦК»^[344].