Свидетельств о том, что в декабре 1912 г. Коба и Свердлов находились в Петербурге и имели общие дела, немного, но в совокупности они выглядят убедительно. Есть упомянутый выше рассказ А. Аллилуевой, что они вместе приходили в их дом, и, хотя всегда остается место подозрению, что мемуаристка подстраивалась под господствовавшую версию событий, представляется, что в данном случае ей не было необходимости сочинять: она вполне могла просто не упомянуть о Свердлове. Давая весной 1917 г. показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о Малиновском, Свердлов сообщил, что виделся с ним в Петербурге в декабре 1912 г.[602]
, а Малиновский уехал за границу на совещание с Лениным одновременно с Кобой. В пользу того, что Джугашвили и Свердлов успели встретиться, говорит характер упоминаний о Свердлове (Андрей) в январских письмах из Кракова, а также избрание его в ЦК РСДРП. 30 декабря/12 января Джугашвили написал на адрес А. Е. Аксельрода некоему лицу, именуемому Шибаевым, короткое письмецо, в котором просил передать «нарымцу и Андрею, что оба они, оказывается, приняты на службу», и прибавлял: «пусть Андрей подождет» (см. док. 48). Этим письмом Коба извещал Свердлова об избрании в ЦК, а «подождать» следовало, видимо, его возвращения в Петербург. Считается, что под кличкой Шибаев скрывался Бадаев, однако он участвовал в краковском совещании и должен был в тот момент находиться вместе с Джугашвили. Остается предположить, что в его отсутствие кто-то другой должен был получать адресованные ему конспиративные письма. Упомянутый «нарымец» – или Филипп Голощекин, тоже ставший членом ЦК, или бежавший в ноябре 1912 г. из Нарыма М. М. Лашевич[603]. 1/14 января Ленин сообщил Каменеву, что «в Россию вернулась пара хороших нелегалов», явно имея в виду этих же лиц[604]. Тональность сообщения Джугашвили Андрею больше похожа на обращение к товарищу, с которым он недавно виделся и условился о дальнейшей переписке, нежели к человеку, виденному полгода назад и о появлении которого в столице Коба узнал только по слухам. Да и Ленину новость о возвращении двух «хороших нелегалов», скорее всего, привез сам Джугашвили. Крупская 21 января/3 февраля 1913 г. в письме на имя Н. И. Подвойского упоминала получение «письма Андр[ея] для Василия», находившегося в Вене[605].В декабрьских письмах Н.К. Крупской «Василия» и «друзей» настойчиво звали приехать к Рождеству. В двадцатых числах декабря Джугашвили отправился за границу. Сохранился рассказ финского железнодорожника Гуго Ядава, что его товарищ машинист Копонен в декабре 1912 г. перевозил через границу на своем паровозе Сталина таким же точно способом, как потом летом 1917 г. вывозили в Финляндию Ленина[606]
. Секретный сотрудник 22 декабря донес, что Коба «дня четыре тому назад уехал заграницу» (см. док. 44). 22 декабря/4 января Крупская и Зиновьев еще писали в Петербург депутатской группе, прося обсудить с «Васей» дело «о брошюрном издательстве», то есть о возможности выпускать брошюры в рамках «Библиотечки „Правды"» (см. док. 45), стало быть, полагали, что Коба пока в столице и пробудет там еще некоторое время. 26 декабря/8 января Ленин уже сообщал Каменеву о приезде в Краков депутатов и Кобы (см. док. 46).Несмотря на неоднократные понукания Ленина, желавшего видеть у себя всю думскую шестерку, ибо иначе разговор будто бы утратит смысл, вся шестерка к нему не поехала. К 7/20 декабря Ленин, вероятно от Кобы, получил известие, что из депутатов к нему собираются всего четверо («Почему же только четверо едут? Мы очень, очень просим добиться приезда всей шестерки»[607]
), в итоге же явились трое – Малиновский, Петровский и Бадаев. Ленин, по-видимому, удовлетворился этим, о недостаточности встречи в таком составе больше не говорил, напротив, 26 декабря/8 января отправил Каменеву чрезвычайно бодрое письмо: впечатление от депутатовВ том же письме Ленин передавал Каменеву приветы, особенно от Малиновского и Кобы. Джугашвили и сам из Кракова написал Каменеву очень дружеское письмо (см. док. 47). Из него видно, что Коба не вполне и не во всем одобрял распоряжения Ильича, касалось это и рекомендаций о линии поведения депутатов. Ленин требовал войны, «твердости», то есть, в сущности, очередного раскола, на этот раз думской фракции. «Ильич рекомендует „твердую политику“ шестерки внутри фракции, политику угроз большинству фракции, политику апелляции к низам,