Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

У Джугашвили помимо Спандаряна в этой ссылке был еще один товарищ – Яков Свердлов (Андрей Уральский). Свердлов прибыл в Туруханский край Енисейской губернии в конце июля 1913 г.^[719], Джугашвили немного позже, в начале августа^[720]. Административным центром и наиболее значительным населенным пунктом края тогда было село Монастырское (сам город Туруханск угас и утратил былое значение). Там имелись почтовое отделение, телеграф и жила относительно многочисленная колония ссыльных. В Монастырском позднее был поселен Спандарян с сожительницей, также ссыльной Верой Швейцер. Джугашвили предстояло обосноваться в селе Костино, в полутораста верстах южнее Монастырского, а Свердлову – в станке Селиваниха, примерно в 30 верстах к северу от Монастырского. Первоначально Джугашвили был поселен поближе к Монастырскому, на станке Мироедиха (Мироединское), но пробыл там не более двух недель^[721].

10 августа 1913 г., вероятно, вскоре после прибытия в Монастырское и до отъезда в Костино, Иосиф Джугашвили написал прошение о назначении ему казенного пособия ввиду того, что «постоянных источников существования у меня не имеется»^[722](см. док. 4). 1 сентября он обратился к начальнику почтового отделения села Монастырское с просьбой пересылать адресованную ему корреспонденцию в Костино, «где я живу ныне и буду жить впредь» и жалобой, что он не получил извещения о пришедшем на его имя денежном переводе (см. док. 5). Все ссыльные жаловались на чрезвычайную дороговизну в Туруханском крае и невозможность найти там подработку, все нуждались в деньгах. Однако столь естественное беспокойство Сталина о денежном переводе имело и другую причину.

Деньги—120 франков, около 60 рублей, – еще 20 июля выслал ему из Кракова В. И. Ленин, и это были деньги на побег ^[723]. 27 июля 1913 г. в Поронине, где Ленин жил тогда на даче, состоялось совещание представителей ЦК, присутствовали Ленин, Крупская, Г. Зиновьев, Каменев и Малиновский. Обсудили текущее положение дел, деятельность думской фракции (шестерки), задачи на ближайшее время. «Помимо изложенного, […] возник и разбирался так наз[ываемый] вопрос „провокационный“. […] Прежде всего участников совещания сильно смущало то, что формируемые „русские коллегии“ ЦК не могут долго существовать и регулярно „проваливаются“ тотчас же после своего сформирования». Подозрения усилились, когда выпущенный из тюрьмы редактор «Правды» М. Е. Черномазов рассказал, что его пытались завербовать в агенты Охранного отделения, причем беседовавший с ним жандарм продемонстрировал детальнейшую осведомленность о партийных делах. «Все эти обстоятельства подтверждали лишь то, что вблизи „шестерки“ есть лицо, связанное с розыскными органами Империи. За отсутствием данных для определенных против кого бы то ни было подозрений, совещанием решено предложить представителям „шестерки“ быть возможно конспиративнее в отношении окружающей их среды». Напрасная предосторожность, ведь агентом-осведомителем был сам Р.В. Малиновский, не замедливший передать жандармам подробный отчет и об этом совещании^[724].

В результате арестов в русской коллегии ЦК на тот момент оставались только два члена – депутаты Малиновский и Г. И. Петровский. Поскольку нужны были работники действующие, находящиеся на свободе, во все комитеты, включая ЦК, на место арестованных выбирали новых членов. На совещании наметили новых лиц для кооптирования в ЦК и для работы его агентами в пределах Российской империи. Названы были пятеро: Ф. И. Кривобоков (Спица, В. И. Невский), М. И. Калинин, петербургский рабочий Правдин, а также Коба, «побег коего из места административной высылки ожидается осенью текущего года», и Андрей (Свердлов), «который также в ближайшем будущем должен бежать из места ссылки» (см. док. 7). При обсуждении этого пункта присутствовали лишь трое – Ленин, Зиновьев и Малиновский. Поэтому жандармское донесение заканчивалось подчеркнутым указанием, что эти сведения «не подлежат оглашению», дабы не разоблачить Малиновского.

Для побега Кобе и Андрею нужно было выслать денег. Со своей стороны и Джугашвили, едва прибыв в Туруханск и не добравшись еще до Монастырского, не позднее 4 августа отправил Зиновьеву написанное шифром письмо с пометой «для Н. К.», то есть для Надежды Крупской, и подписью «от К. Ст-на». «Я как видите в Туруханске. […] Я болен, надо поправляться. Пришлите деньги. Если моя помощь нужна, напишите, приеду немедля. Пришлите книжек Штрассера, Панекука и Каутского» (см. док. 8). В конспиративной переписке «болезнь» служила эвфемизмом ареста, «надо поправляться» означало готовность бежать. Книги же, кроме того, требовались для продолжения публицистической работы: Сталин собирался писать еще одну статью по национальному вопросу.

Письмо было перехвачено и перлюстрировано, для расшифровки Енисейское ГЖУ обратилось за помощью в Департамент полиции и в Саратовское ГЖУ^[725]. Расшифровав его, 25 августа из департамента отправили в Енисейское ГЖУ депешу с предупреждением о возможности побега Джугашвили и Свердлова (см. док. 9).