Сталин. Большая книга о нем

Ленин вызвал его в Москву с докладом о положении вещей. Потом Ленин ему говорит:

«Батенька, я получил сведения, что вы там пьянствуете: сами пьете и других спаиваете.

Нельзя это делать!» Сталин и не отрицал, что он там пил. В чем же дело? «Вот видите,

кто-то ему наговорил. Это спецы наговорили, а он мне нотацию читал», — высказывался

Сталин с явным недовольством. Мы между собой переговаривались: видимо, этот

недостаток, от которого мы страдаем, работая под руководством Сталина, — давний порок.

Он еще в те времена пьянствовал, Ленин это знал и предупреждал его.

Хрущев в своих мемуарах как бы делит сталинское «пьянство» на несколько этапов.

Первый из них относится, по его мнению, к 1934—1938 годам. Тогда Сталин, по его мнению, не

был склонен к «алкогольным излишествам» сам и не принуждал к ним других:

Я бывал на обедах у Сталина, когда работал еще секретарем Московского городского

комитета партии (в 1934—1938 гг. Н.С. Хрущев был первым секретарем МГК, а потом МК

ВКП(б). — Авт. ). Это были семейные обеды, именно семейные, на которые приглашались я и

Булганин. Сталин всегда говорил в шутку: «Ну, отцы города, занимайте свои места». Это был

действительно обед. Было там и вино, и все прочее, но в довольно умеренном количестве. И

если человек говорил, что не может пить, то особенного принуждения и не было.

Иногда Никита Сергеевич говорил даже о том, что Сталин в те времена выпивал немного:

Теперь, во второй раз, познакомился я с Берией и другими руководителями Грузии. Кадры

мне понравились, вообще люди очень понравились. Единственно то лишнее, рассказывал я

Сталину, что чересчур гостеприимны. Очень трудно устоять, чтобы тебя не споили,

нехорошо это. «Да, это они умеют, — отвечал Сталин, — это они умеют, я их знаю». В те

годы сам Сталин выпивал еще весьма умеренно, и мне его умеренность нравилась.

А в конце двадцатых годов, как вспоминал личный секретарь Сталина Борис Бажанов, тот

даже не принуждал своих коллег к тому, чтобы выпить, хотя предложить скрасить досуг

бокалом-другим мог:

Первый раз, когда я попал к его обеду, он налил стакан вина и предложил мне. «Я не пью,

товарищ Сталин». — «Ну, стакан вина, это можно; и это хорошее, кахетинское». — «Я

вообще никогда ничего алкогольного не пил и не пью». Сталин удивился: «Ну, за мое здоровье».

Я отказался пить и за его здоровье. Больше он меня вином никогда не угощал.

Потом, в 1939—1941 годах, когда политическая обстановка как внутри страны, так и в

международном плане осложнилась, привычки генсека, по мнению Хрущева, изменились:

А в предвоенный период если кто-либо говорил, что не может или не хочет пить, то это

считалось совершенно недопустимым. И потом завели такой порядок, что если кто-нибудь не