кровопролитные сражения на фронте почти в 2 тысячи миль, а немцы находились в 50 милях от
Москвы и двигались к Каспийскому морю. Технические военные переговоры шли не особенно
успешно. Наши генералы задавали всевозможные вопросы, на которые их советские коллеги не
были уполномочены отвечать. Единственное требование Советов было — «второй фронт
сейчас». В конце концов Брук даже повел себя несколько резко, и военное совещание было
прервано довольно внезапно.
Нам предстояло вылететь на рассвете 16-го. Накануне вечером, в 7 часов, я отправился
попрощаться со Сталиным. Состоялась полезная и важная беседа. В частности, я спросил,
сможет ли он удержать кавказские горные проходы и помешать немцам достигнуть Каспийского
моря, захватить нефтепромыслы в районе Баку, воспользоваться связанными с этим
преимуществами и затем рвануться на юг через Турцию или Персию. Он разостлал на столе
карту и сказал со спокойной уверенностью: «Мы остановим их. Они не перейдут через горы».
Он добавил: «Ходят слухи, что турки нападут на нас в Туркестане. Если это верно, то я смогу
расправиться и с ними». Я сказал, что нет такой опасности. Турки намерены держаться в
стороне и, конечно, не захотят ссориться с Англией.
Наша беседа, длившаяся час, подходила к концу, и я поднялся и начал прощаться. Сталин
вдруг, казалось, пришел в замешательство и сказал особенно сердечным тоном, каким он еще не
говорил со мной: «Вы уезжаете на рассвете. Почему бы нам не отправиться ко мне домой и не
выпить немного?» Я сказал, что в принципе я всегда за такую политику. Он повел меня через
многочисленные коридоры и комнаты до тех пор, пока мы не вышли на безлюдную мостовую
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
238
внутри Кремля и через несколько сот шагов пришли в квартиру, в которой он жил. Он показал
мне свои личные комнаты, которые были среднего размера и обставлены просто и достойно. Их
было четыре — столовая, кабинет, спальня и большая ванная. Вскоре появилась сначала очень
старая экономка, а затем красивая рыжеволосая девушка, которая покорно поцеловала своего
отца. Он взглянул на меня с усмешкой в глазах, и мне показалось, что он хотел сказать: «Видите,
мы, большевики, тоже живем семейной жизнью». Дочь Сталина начала накрывать на стол, и
вскоре экономка появилась с несколькими блюдами. Тем временем Сталин раскупоривал разные
бутылки, которые вскоре составили внушительную батарею. Затем он сказал: «Не позвать ли
нам Молотова? Он беспокоится о коммюнике. Мы могли бы договориться о нем здесь. У
Молотова есть одно особенное качество — он может пить». Тогда я понял, что предстоит обед.
Я собирался обедать на государственной даче номер 7, где меня ждал польский командующий
генерал Андерс, но я попросил моего нового и превосходного переводчика майора Бирса
позвонить и передать, что я вернусь после полуночи. Вскоре прибыл Молотов. Мы сели за стол,
и с двумя переводчиками нас было пятеро. Майор Бирс жил в Москве 20 лет и отлично понимал
Сталина, с которым он в течение некоторого времени вел довольно живой разговор, в котором я
не мог принять участия.
Мы просидели за этим столом с 8 часов 30 мин. утра до 2 часов 30 минут пополудни, что
вместе с моей предыдущей беседой составило в целом более семи часов. Обед был, очевидно,
импровизированным и неожиданным, но постепенно приносили все больше и больше еды. Мы
отведывали всего понемногу, по русскому обычаю, пробуя многочисленные и разнообразные
блюда, и потягивали различные превосходные вина. Молотов принял свой самый приветливый
вид, а Сталин, чтобы еще больше улучшить атмосферу, немилосердно подшучивал над ним.
Вскоре мы заговорили о конвоях судов, направляемых в Россию. В этой связи он сделал
грубое замечание о почти полном уничтожении арктического конвоя в июне. В свое время я уже
рассказал об этом инциденте. В то время мне не были известны многие подробности, которые я
знаю сейчас.
«Г-н Сталин спрашивает, — сказал Павлов несколько нерешительно, — разве у
английского флота нет чувства гордости?» Я ответил: «Вы должны верить мне, что то, что было
сделано, было правильно. Я действительно знаю много о флоте и морской войне». «Это
означает, — вмешался Сталин, — что я ничего не знаю». «Россия сухопутный зверь, — сказал
я, — а англичане морские звери». Он замолчал и вновь обрел свое благодушное настроение. Я
перевел разговор на Молотова: «Известно ли маршалу, что его министр иностранных дел во
время своей недавней поездки в Вашингтон заявил, что он решил посетить Нью-Йорк
исключительно по своей инициативе и что его задержка на обратном пути объяснялась не
какими-нибудь неполадками с самолетом, а была преднамеренной?».
Хотя на русском обеде в шутку можно сказать почти все, что угодно, Молотов отнесся к
этому довольно серьезно. Но лицо Сталина просияло весельем, когда он сказал: «Он отправился