окружающих столицу гарнизонах: Кронштадте, Ораниенбауме, Красной Горке и Красном Селе.
Заговорщики были тесно связаны с Юденичем и намеревались занять столицу одновременно с
войсками его армии. Заговорщики надеялись на поддержку недовольных матросов и особенно
на помощь военного флота. Но матросы двух дредноутов не поддержали восстания, а
английский флот держался в стороне.
Несколько морских портов были покинуты слабыми гарнизонами в панике. Но во всяком
случае явной и грубой натяжкой являлась попытка связать измены тех или иных полков,
формировавшихся под наблюдением партийных организаций, с Костяевым. Способный генерал
Костяев не внушал доверия и мне. Он производил впечатление чужого человека. Вацетис,
однако, отстаивал его, и Костяев недурно дополнял вспыльчивого и капризного главного
командующего. Заместить Костяева было нелегко. Никаких данных против него не было.
«Взятый у швейцарцев документ» лишен был, видимо, какого бы то ни было значения, ибо он
нигде больше не фигурировал. Что касается Надежного, то ему пришлось через четыре месяца
командовать 7-й армией, которая отстояла Петроград. Вина Окулова была в том, что он
стремился соблюдать уставы и приказы, не соглашаясь участвовать в интригах против центра.
Особо настойчивый тон Сталина объясняется тем, что он чувствовал опору в Совете
Восточного фронта, где были недовольны главкомом и переносили это недовольство на меня.
Из Москвы пришлось спешно укреплять 7-ю армию и восстанавливать положение.
Зиновьев, руководивший партийной и советской работой в Петрограде, не был создан для таких
положений и сам сознавал это. Для организации отпора Юденичу был послан Сталин. Он
вполне успешно справился с задачей, которая требовала твердости, решительности и
спокойствия. Это первое наступление было быстро и легко ликвидировано. Что касается
заговора, то и это предприятие оказалось авантюрой. 12 июня 1919 г. только одна Красная Горка
оказалась в руках заговорщиков. После обстрела Кронштадта Красная Горка была 16 июня
занята отрядами красных моряков. И Сталин телеграфирует Ленину:
«Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и
вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и
навязывания своих собственных.
Помню, по поводу этой похвальбы нарушением существующих законов, декретов,
порядка и пр. я как-то сказал Ленину: у нас в армии заводится режим великих князей. В царской
армии наряду с военной субординацией существовала неписаная субординация: великие князья,
занимавшие те или другие командные или высокие административные посты, игнорировали
нередко стоящие над ними власти и вносили в управление армии и флота хаос. Я обратил
внимание Ленина на то, что Сталин в качестве члена ЦК заводит в армии режим великих
князей.
Ленина коробило от этого тона грубого вызова и хвастовства. Из Петербурга можно было
в любой момент снестись с Кремлем и со штабом, заменить плохих или ненадежных
командиров, усилить штаб, т. е. сделать то, что каждый из основных военных работников делал
много раз на фронте, без нарушения правильных отношений и без подрыва авторитета
командования армии и ставки. Сталин не мог поступать так. Он мог чувствовать свое
преимущество над другими, только унижая их. Он не мог испытать удовлетворения от своей
работы, не проявив пренебрежения к тем, кто стояли над ним. Не располагая другими
ресурсами, он превращал грубость в ресурсы и демонстрировал свое особое значение
пренебрежением к учреждениям и лицам, которые пользовались уважением других. Такова
была его система.
Телеграмма кончалась словами: «Срочно вышлите 2 млн. патронов в
для 6 дивизии…»
В этой приписке, обычной для Сталина, целая система. Армия имела, конечно, своего
начальника снабжения. Патронов всегда не хватало, и они посылались по прямому наряду
главнокомандующего в зависимости от наличных запасов и относительной важности фронтов и
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
276
армий. Но Сталин обходил все инстанции и нарушал всякий порядок. Помимо своего
начальника снабжения, он требует патронов через Ленина, притом не в распоряжение
армейского командования, а для отдельной дивизии, которой он, очевидно, хочет показать свое
значение.