Сталин и деньги

Наконец, самые тяжелые воспоминания, связанные с го­лодной весной 1921 года. Каждый день через станцию про­ходят поезда, набитые людьми. Это из голодающего Центра и Поволжья едут в Ташкент — «город хлебный». Некоторые, вы­лезши из теплушки за водой, так и остаются лежать возле же­лезной дороги, не имея сил подняться с земли. Вопят мешоч­ники. Плачут дети. Вот несколько человек трясущимися паль­цами сворачивают цигарки, с капустной и крапивной ботвой вместо табака, из выпущенных губздравотделом листовок «О способах применения суррогатного хлеба». В стороне на ко­страх жгут усеянное вшами платье тифозных. К набережной медленно бредут казахские семьи. Они собрались возле Караван-Сарая в надежде на помощь. Но помочь удалось не всем: городские рабочие сами сидят на мизерном пайке.

Ни одна другая политическая партия, ни одна иная власть на свете не выдержала бы того, что пережила наша страна в страшные 1921—1922 годы. Поднять государство из руин, поставить людей на ноги, открыть перед ними горизон­ты новой жизни, завоеванной в дни социалистической рево­люции, иностранной военной интервенции и гражданской войны, смогла только Коммунистическая партия, только Со­ветская власть!

КАК МЫ АГИТИРОВАЛИ

Время было трудное, врагов в стране оставалось еще очень много. Поэтому любой из нас считал себя как бы по­стоянно мобилизованным. Ни у кого и в мыслях не было от­делять свою личную судьбу от судьбы всей партии, Советской власти. Поэтому решение партийных инстанций всегда вос­принималось не как «начальственное указание», а как нечто близкое и родное, неразрывно слитое с собственной жизнью. Ведь ради этого мы боролись и страдали, ради этого проли­вали кровь и шли на жертвы. Стоит ли говорить поэтому, что, когда мне посоветовали в партячейке подумать о дальней­шей работе именно на пропагандистском фронте, я не колеб­лясь дал согласие.

В моем Клинском уезде кадры были очень нужны. Новые товарищи и слышать не захотели, что я рассчитываю хоть ме­сяц пожить в родной деревне. Мне дали на свидание с род­ными неделю, а потом сразу завалили поручениями. Я и огля­нуться не успел, как был назначен секретарем агитационно- пропагандистского отдела уездного комитета РКП(б).

Чем же мы занимались в те дни? Первая наша задача со­стояла в разъяснении важнейших очередных мероприятий Советской власти. Возьмем, например, сентябрь 1922 года. В этом месяце ЦИК принял решение о праздновании Между­народного юношеского дня, учредил Российское телеграф­ное агентство, передал обычным государственным органам в связи с частичным улучшением продовольственного вопроса все дела Помгола (организации «Помощь голодающим»), за­менял старые денежные знаки советскими рублями; Совнар­ком протестовал против империалистической блокады Чер­ного моря. Начался октябрь — и опять масса событий: Сов­нарком издал постановление о выпуске банковских билетов и учреждении ломбардов на правах ссудных касс, началась решительная кампания по борьбе со взяточничеством, была введена постоянная зарплата для служащих, готовилось от­крытие Всероссийской сельскохозяйственной выставки, при­шло известие об освобождении Владивостока от белогвар­дейцев и интервентов, начали чеканить золотые червонцы, пошла подписка на государственный заем и продажа биле­тов очередной лотереи, РСФСР пригласили на Лозаннскую конференцию.

Вот последовал ноябрь: опубликовали декрет о единовре­менном гражданском налоге и постановление об амнистии к пятой годовщине Октябрьской революции, прошли организа­ция и проведение праздника, состоялись IV конгресс Комин­терна и II конгресс Профинтерна, трудовой и гужевой налог заменили денежным обложением, Дальневосточная Респуб­лика вошла в состав РСФСР. В декабре открылся III конгресс Коммунистического Интернационала молодежи, заседала Мо­сковская международная конференция по сокращению воо­ружений, состоялись X Всероссийский и I Всесоюзный съезды Советов, образовался Союз ССР. Обо всем этом следовало рас­сказать, подчеркнув политический смысл событий.

Что за сумбур! — подумает, пожалуй, иной читатель. Тут и ломбарды, и Коминтерн, и амнистия преступникам... Но на вещи нужно смотреть не только глазами сегодняшнего дня, а и переносясь в былое. Такое «двойное зрение» просто не­обходимо, если кто-нибудь хочет вжиться в эпоху и постичь внутреннюю логику ее событий. Ныне люди думают иначе, чем в 1922 году. Не та жизнь, не та обстановка... Тогда наших граждан волновало многое такое, над чем современное по­коление даже не задумывается.