Сталин и евреи

Одним из знаковых событий была статья в «Литературной газете» от 12 февраля 1949 г. под названием «Безродные космополиты», в которой, в частности, говорилось: «Глубокое возмущение вызывает деятельность Б. Яковлева (Хольцмана), который пытался протащить на страницы “Нового мира” вредную, антипартийную статью. Б. Хольцман клевещет в ней на все достижения советской литературы»⁴. Мнимого Яковлева звали, оказывается, Хольцманом! «Раскрытие» звучавших по-русски псевдонимов как «маскировочных имен» врагов-евреев обостряло травлю театральных критиков. Еще важнее было то обстоятельство, что статья в «Литературной газете» опиралась на опубликованную прежде статью о еврейской литературе для нового издания «Большой советской энциклопедии» и разоблачала «еврейский национализм» — он, по словам авторов статьи, воплощает идею единства евреев всего мира, почему они и являются космополитами, а не патриотами. Несколькими днями ранее в Союзе писателей было подвергнуто критике то обстоятельство, что в энциклопедии учитывались даже «десятистепенные» еврейские писатели⁵.

Обвинение в космополитизме выдвигалось только против театральных критиков, писавших по-русски, и других деятелей культуры, относившихся к числу ассимилированных евреев. На основании письма, подписанного заместителем Фадеева Константином Симоновым и секретарем правления Анатолием Софроновым, Союз писателей исключил «антипатриотических критиков». В результате они потеряли возможность публиковаться, заработок и статус в обществе, но, в отличие от ведущих еврейских писателей и поэтов, были арестованы только в день смерти Сталина в марте 1953 г.

В борьбе против ассимилированных евреев космополитизм как пропагандистский лозунг легко превратился в обвинение в еврейском национализме, так как в контексте русского шовинизма было очень трудно представить себе, что у евреев нет родины. «Националисты» же не могли быть охарактеризованы просто как «космополиты», ибо оба ярлыка противоречили друг другу. Поэтому суд в 1952 г. не протестовал, когда обвиняемые И. Фефер, Л. Штерн и И.Ватенберг* резко отвергли обвинение в приверженности обоим уклонам.

Сталинистская стратегия применяла по отношению к ассимилированным евреям и тем, кто был проникнут национальным сознанием, очень разные методы. Последние были тайно арестованы и позже убиты. Общественности, как советской, так и международной, которой еврейские поэты были хорошо известны, по возможности не следовало знать об этом. Закрытие еврейских театров, ликвидация еврейских секций союзов писателей и другие атаки на «еврейский национализм» также не становились достоянием гласности. Напротив, Сталин избрал ассимилированных евреев, участвовавших в русской культурной жизни, в качестве участников публичного ритуала, в ходе которого должно было быть продемонстрировано изгнание интернационалистского духа из империи. Их не предполагалось ликвидировать — достаточно было убрать с должностей, которые отдали «настоящим русским».

В апреле 1950 г. раскрытие псевдонимов было внезапно прекращено, но в феврале 1951 г. «Комсомольская правда» возобновила эту позорную практику. В марте «Литературная газета» опубликовала статью Константина Симонова, защищавшую псевдонимы как частное дело авторов. В 1952 г., как позже писал Симонов, даже Сталин был возмущен антисемитской практикой раскрытия псевдонимов. Например, во время дискуссии о романе писателя Мальцева он спросил его коллег:

«Почему Мальцев, а в скобках стоит Ровинский? В чем дело? До каких пор это будет продолжаться? В прошлом году уже говорили на эту тему, запретили представлять на премию, указывая двойные фамилии. Зачем это делается? Зачем пишется двойная фамилия? Если человек избрал себе литературный псевдоним — это его право, не будем уже говорить ни о чем другом, просто об элементарном приличии. Человек имеет право писать под тем псевдонимом, который он себе избрал. Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем это подчеркивать? Кому это надо? Человека надо писать под той фамилией, под которой он себя пишет сам. Человек хочет иметь псевдоним. Он себя ощущает так, как это для него естественно. Зачем же его тянуть, тащить назад?»⁶

В своих мемуарах Эренбург рассказывал о прозвучавших уже в конце марта 1949 г. словах Сталина, что эта практика пахнет антисемитизмом, и о том, что Сталин распорядился покончить с раскрытием псевдонимов. Следующий эпизод содержится только в посмертном издании воспоминаний Эренбурга. Американская коммунистическая газета «Дейли уоркер» попросила его опровергнуть в статье обвинение в антисемитском характере раскрытия псевдонимов. Писатель не отважился даже ответить на это предложение⁷.