Сталин. История и личность

Когда четырнадцатилетний Джугашвили в августе 1894 г. вошел в каменное 3-этажное здание Тифлисской духовной семинарии, он оказался в мире, существенно отличавшемся оттого, к которому привык в Гори. Около шестисот учеников, практически все время (за исключением примерно одного часа в послеобеденное время) находившихся взаперти в строении казарменного типа, которое некоторые называли «каменным мешком», вели строго регламентированную жизнь: в 7.00 — подъем, утренняя молитва, чай, классные занятия до 14 00, в 15-00 — обед, в 17.00 — перекличка, вечерняя молитва; чай в 20.00, затем самостоятельные занятия, в 22.00 — отбой. Наряду с другими предметами изучали теологию, Священное Писание, литературу, математику, историю, греческий и латинский языки. По воскресеньям и религиозным праздникам подросткам приходилось по три-четыре часа выстаивать церковные богослужения. Обучение велось в монотонной и догматической манере, которая подавляла всякие духовные потребности. Во главе угла, как и в Гори, была русификация. На занятиях не только вменялось в обязанность говорить по-русски, но запрещалось также читать грузинскую литературу и газеты, а посещение театра считалось смертельным грехом³⁰.

Положение усугублялось еще и тем, что в семинарии действовала система доносов, постоянной слежки со стороны монахов, угроз заключения в «темную комнату» за нарушение суровых правил. В 1931 г. в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом Сталин пояснил, что стать революционером-марксис-том его побудили «издевательский режим» и «иезуитские методы» в семинарии. На вопрос Людвига, не признает ли он положительных качеств иезуитов, Сталин ответил: «Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод — это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, — что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время все обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики... Что может быть в этом положительного?»³¹ Как видно, воспоминания все еще были мучительными. «Издевательский режим», вне всякого сомнения, способствовал превращению семинариста Джугашвили в революционера. Но здесь сыграли свою роль и другие обстоятельства, и прежде всего тот факт, что неповиновение превратилось в семинарии уже в традицию.

Это заведение давно поставляло не только рожденных в Грузии священников Русской Православной Церкви, но и молодых грузинских революционеров. Отчисления по политическим мотивам часто имели место еще в 70-е годы XIX столетия, когда многие студенты использовали полученные знания русского языка для изучения народнической литературы, поступавшей из России. С этого времени начали действовать тайные группы самообразования и дискуссионные кружки, возникать стихийные протесты. В 1885 г. был исключен слушатель, будущий руководитель «Месаме-даси» Сильвестр Джибладзе, избивший русского ректора Чудецкого, который называл грузинский «собачьим языком»³², а на следующий год этого ректора убил другой исключенный семинарист. Недельная забастовка студенческого протеста возникла в 1890 г., еще одна — в конце 1893 г. В последнем случае семинаристы требовали прекратить слежку, уволить особенно ненавистных преподавателей и наряду с русским вести преподавание на грузинском языке³³. В ответ власти закрыли семинарию на месяц и отчислили 87 слушателей, причем 23 запретили проживать в Тифлисе. В числе высланных вожаков был и Ладо Кецховели, посещавший в Гори то же самое училище, что и Джугашвили, и повлиявший на более молодого товарища при выборе им профессии революционера.