Сообщение Свояка еще на один шаг приблизило резидентуру к разгадке тайны операции японской спецслужбы. Теперь Дервиш со всей определенностью мог сказать, в каком районе СССР она замышляет террористический акт против Сталина. Об этом, а также успешной вербовке агента Свояка и его продвижении в ближайшее окружение Люшкова он сообщил в Центр. Вслед за радиограммой через курьера резидентуры – сотрудника управления КВЖД – Дервиш переправил в Москву схему объекта «Z» и полный отчет Хандоги – Свояка.
7 мая в ответной радиограмме Центр поблагодарил Дервиша за успешное выполнение задания и еще раз акцентировал его внимание на необходимости закрепления отношений Свояка с Люшковым и выявления его и Угаки дальнейших планов. Резидент с нетерпением ждал очередной явки с ним. На нее Свояк пришел без опоздания и не с пустыми руками. То, что он сообщил, лишний раз убедило Дервиша в оправданности риска, связанного с вербовкой. Свояк стал ключевым участником операции, а полученная от него информации окончательно прояснила вопрос по объекту, на который нацелилась группа Люшкова.
Теперь как в Харбине – Дервиш, так и Москве – Деканозов – уже не сомневались: покушение на Вождя террористы намеривались осуществить в Мацесте. Помимо схемы макета, на котором тренировались террористы, полностью совпадавшей с планом водолечебницы, дополнительным подтверждением тому служило то, что они намеревались разместить в Сухуми передовую группу разведки. Ее прикрытие, сам того не подозревая, должен был обеспечить Алексей Хандога. Ему, по замыслу Люшкова, предстояло приютить у себя брата и двух боевиков. В Абхазию они должны были прибыть под легендой специалистов-работников треста «КВЖД-строй» для участия в строительных работах на участке железной дороги Поти – Сухуми.
Не меньший интерес представляли данные Михаила Хандога, относящиеся ко второй группе террористов. Она была более многочисленная, чем его, и состояла из шести человек; ее возглавлял отпетый головорез Юрий Пашкевич. У нее был свой маршрут выдвижения к цели – Мацесте. Окружным путем, морем ей предстояло добраться до Турции, осесть в портовом городе Трабзоне и подготовить базу для основных сил. Вместе с ними должен был прибыть сам Люшков и взять на себя управление операцией. Обе группы планировалось обеспечить надежными советскими документами, мощными радиостанциями, средствами кодирования информации и специальным оружием для бесшумного боя, сконструированным японскими мастерами-оружейниками.
После завершения явки с Хандогой, полученные от него материалы Дервиш доложил в Центр. Их анализ окончательно прояснил перед руководителями советской разведки замысел Люшкова – Угаки: их целью являлась водолечебница в Мацесте. Открытым оставалось только время «Ч», когда террористы намеревались нанести свой удар. Но оно им было не подвластно им. Этот день и час определяла воля Вождя. Выслушав доклада Берии и его предложения о проведении против японских спецслужб контроперации, получившей кодовое название «Западня для «Самурая», Сталин утвердил ее план.
По возращению на Лубянку нарком вызвал к себе руководителя разведки – Деканозова – и распорядился направить в адрес харбинской резидентуры радиограмму с дополнительными указаниями. В ней Центр потребовал от Дервиша обеспечить своевременное получение информации об изменениях в планах Люшкова – Угаки и форсировать подготовку агента Свояка к самостоятельным действиям. В последней части радиограммы сообщались номера телефонов и пароль для установления им связи с сотрудником НКВД после переброски передовой разведгруппы на советскую территорию.
Так, спустя всего месяц после вербовки, Свояк стал ключевой фигурой в противостоянии советской и японской спецслужб. Ему и брату Алексею, без колебаний принявшего предложение НКВД участвовать операции, а также сотрудникам особой группы при наркоме предстояло превратить «Охоту на «Медведя» в «Западню» для самих «охотников». В ее успехе, как Дервиш в Харбине, так и Деканозов в Москве не сомневались. Их уверенность основывалось на том, что, как им казалось, с помощью агентов Денди и Свояка они могли контролировать каждый шаг группы террористов. Но это было глубоким заблуждением.
Люшков не был бы Люшковым, если бы не прибегнул к очередной уловке, смешавшей все карты в игре, которая, как это представлялось на Лубянке, велась по сценарию советской разведки. Он, как никто другой, хорошо знал мощь НКВД, возможности ее резидентур в Маньчжурии и не исключал того, что объект «Z» мог попасть в поле зрения большевистских агентов. Его предложение не только запутать ее, а и замести следы подготовки к теракту, поддержал Угаки, и одобрили в руководстве японской разведки.