Сталин. Охота на «Медведя»

«План-2 вступил в силу три недели назад. Возможная цель операции – выход на линию: Архангельск – Москва – Астрахань до конца ноября. Все передвижения частей осуществляются в соответствии с ним».

«И все-таки Москва, а не Ленинград! Этот лом Жуков снова угадал!» – ревнивая мысль кольнула Берию.

Следующая радиограмма, поступившая из швейцарской резидентуры, подтверждала это предположение.

«Дора» – «Директору».

Источник «Луиза».

«Новое наступление на Москву не является следствием стратегических планов, а объясняется господствующим в германской армии недовольством тем, что с двадцать второго июня не было достигнуто ни одной из первоначально поставленных целей. Вследствие сопротивления русских армий немцы вынуждены отказаться от плана-1 – Урал, плана-2 – Архангельск – Астрахань и плана-3 – Кавказ. В боях за Москву германская армия ввела в действие все имеющиеся материальные и людские резервы. Для решающего наступления подвезены тяжелые мортиры и дальнобойные пушки, взятые из крепостей Германии».

Берия, не дочитав сводку до конца, поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. Толстый ковер гасил звук шагов, а тишина и мерное шуршание часов позволили сосредоточиться. В голове выстраивалась логически выверенная схема доклада Сталину, в которой оставалось только расставить акценты. Он возвратился к столу, взял красный карандаш и принялся заново перечитывать сводку. Взгляд скользнул по последнему абзацу, сердце бухнуло и подкатило к горлу.

«Рамзай» – «Директору».

Источник «Инвест».

«Японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР. Однако вооруженные силы в Маньчжоу-Го будут оставлены на случай выступления весной будущего года. К весне немцы будут иметь решающий успех, и тогда японцы начнут военную операцию, чтобы установить новый порядок по всей Сибири».

«Этого не может быть! – не мог поверить своим глазам Берия. – Ну, Рамзай! Ну, Зорге!»

Донесение из токийской резидентуры в дни, когда танковые клинья вермахта нацелились на Москву, было бесценно.

«Я стану первым, кто доложит Хозяину! Пришел мой час!» – и рука Берии потянулась к трубке ВЧ-телефона.

На звонок в приемной Сталина ответил Поскребышев.

– Здравствуй, Александр Николаевич, – поздоровался Берия и поинтересовался: – Иосиф Виссарионович у себя?

– Да, – подтвердил Поскребышев.

– Ты можешь уточнить, он примет меня? Есть очень важная информация.

– Подождите, Лаврентий Павлович, – после короткой паузы прозвучал ответ: – Лаврентий Павлович, товарищ Сталин примет вас, приезжайте!

– Спасибо, – поблагодарил Берия, сложил в папку разведсводку, шифровки и докладную руководителя военной контрразведки Абакумова о потерях Юго-Западного фронта, их природе и собрался закрыть сейф, но в последний момент раздумал и вернул докладную на место, посчитав: не то время, чтобы докладывать о них Сталину. В обстановке, сложившейся на фронте под Москвой, выводы Абакумова уже никак не могли повлиять на нее, а, скорее всего, стали бы еще одной причиной для гнева. Заперев сейф, Берия направился на выход, в приемной распорядился:

– Саркисов, со мной!

Тот – его тень, предупредительно распахнул дверь в коридор. Они прошли к лифту и спустились во внутренний двор, где ждала машина. Водитель открыл заднюю дверцу, Берия расположился на заднем сидении; Саркисов занял переднее, и распорядился:

– В Кремль!

Водитель сел за руль. Машина наркома выехала на Лубянскую площадь и, покачиваясь на неровностях брусчатки, свернула с нее на улицу Куйбышева. Тут уже было рукой подать до Кремля, когда водитель резко ударил по тормозам. Вперед возник завал. Бомба пробила крышу дома и разорвалась на верхних этажах. Косматые языки пламени вырывались из разбитых окон.

– Хваленые сталинские соколы! Мать вашу так! Фашисты бомбят Кремль! – Берия помянул недобрым словом летчиков.