Сталин. От Фихте к Берия

Другой, кроме Э. Юнгера, столп немецкой мысли ХХ века и глубокий свидетель исторических перемен, Освальд Шпенглер (1880–1936) в те же годы метко обнаруживал, что именно британский либерализм и социальная политика меркантилировали массовый труд («в Англии манчестерское учение о свободной торговле применялось профсоюзами к торговле таким товаром как рабочая сила») и убедительно анализировал итоги капиталистических индустриализации, милитаризации и колониализма, фундаментально изменяющих, если угодно прибегать к таким формулировкам, сам «цивилизационный код» либерального Запада: «Над всеми городами Европы и Америки раздавались триумфальные возгласы о „прогрессе человечества“, который ежедневно подтверждался постоянно растущей длиной железнодорожных линий и редакционных статей, высотой фабричных труб и успехов радикалов на выборах, толщиной брони и пакетов акций в сейфах. Эти триумфальные возгласы заглушили канонаду американских орудий по испанским кораблям в Маниле и Гаване и даже канонаду новых японских орудий навесного огня, с помощью которых избалованные и превозносимые глупой Европой маленькие жёлтые люди доказали, на сколь слабые основания опиралось её техническое превосходство, а России, прикованной взглядом к своей западной границе, весьма чувствительно напомнили о существовании Азии…». К 1914 году в Европе «место непосредственной войны заняла опосредованная война в виде постоянного повышения боеготовности, темпов вооружений и технических открытий — война, в которой также были победы, поражения и недолговечные мирные договоры. Но этот способ скрытой войны предполагает национальное богатство, которого смогли достичь страны с крупной промышленностью. В значительной части оно состояло из самой этой промышленности в той мере, в которой та представляла капитал, предпосылкой же промышленности было наличие угля, на месторождениях которого она основывалась,… сильная экономика стала решающей предпосылкой для ведения войны; за это она требует первостепенного внимания, и теперь во всё возрастающей мере пушки начинают служить углю… Колониальная и заокеанская политика превращается в борьбу за рынки сбыта и источники сырья для промышленности, в том числе во всё возрастающей мере за месторождения нефти. Ибо нефть начинает подавлять и вытеснять уголь». «Большевизм, — отмечает О. Шпенглер, — недостаточно осознаёт своё западноевропейское, рационалистическое и городское происхождение… Чтобы сделать бессмысленными любые попытки завоеваний, большевики переместили центр тяжести своей системы дальше на восток. Все стратегически важные промышленные районы были созданы восточнее Москвы, большей частью восточнее Урала — вплоть до самого Алтая, а на юге — до Кавказа. Всё пространство западнее Москвы, а также Белоруссия, Украина, некогда самый жизненно важный район царской империи от Риги до Одессы, образуют сегодня фантастический гласис против „Европы“ и может быть легко принесён в жертву, не приводя к крушению всей системы»[748].