Сталин. После войны. Книга 1. 1945–1948

Затем Сталин поднял вопрос, обсуждение которого также превратилось потом в исторический анекдот. Дело в том, что практически весь боевой и торговый флот нацистской Германии оказался в руках англичан и американцев. И выпускать его из рук, делиться кораблями и тем самым усиливать Сталина им совершенно не хотелось. Поэтому, согласно анекдоту, Черчилль взял слово и долго и красочно описывал, почему надо утопить агрессивный германский флот. Сталин кивал и соглашался, сэр Уинстон говорил все красноречивее, думая, что глава СССР согласился уничтожить немецкие корабли.

А потом Сталин берет слово и говорит совершенно иное…

И вот как было в реальности: глава СССР заговорил о получении Союзом доли германского флота. Черчилль, для которого наличие сильного флота «не у Великобритании» – совершенно недопустимый факт, действительно попытался поставить вопрос об уничтожении германских боевых кораблей[82].

«Сталин… Только один вопрос: почему г-н Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?

Черчилль. Я не против. Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.

Сталин. Вы за потопление или за раздел?

Черчилль. Все средства войны – ужасные вещи.

Сталин. Флот нужно разделить. Если г-н Черчилль предпочитает потопить флот, он может потопить свою долю, я свою долю топить не намерен.

Черчилль. В настоящее время почти весь германский флот в наших руках.

Сталин. В том-то и дело, в том-то и дело. Поэтому и надо нам решить этот вопрос»[83].

Черчилль, а за ним и Трумэн пустились в рассуждения, чем является флот, «трофеем или выплатой репараций». Заявляли, что «немецкий торговый флот мог бы сыграть свою значительную роль в этой войне», имея в виду боевые действия против Японии. Черчилль заявил, что СССР уже получил в свое распоряжение флот Финляндии и Румынии, на что Сталин ответил: «Мы ничего не брали у Финляндии из торгового флота, ни одного судна, а у Румынии взяли одно судно»[84]. Тогда Черчилль вспомнил о том, что Норвегия и иные государства понесли большие потери в кораблях, а значит, флот надо делить не на три, а на четыре части, оставив четвертую «на удовлетворение интересов некоторых других стран».

Видя, что союзники намерены утопить проблему в болтовне, Сталин заговорил гораздо жестче: «Мы не добиваемся подарка, мы бы хотели только знать, признается ли этот принцип, считается ли правильной претензия русских на получение части немецкого флота… Я бы хотел, чтобы была внесена ясность в вопрос о том, имеют ли русские право на ¹/₃ часть военно-морского и торгового флота Германии»[85].

В итоге, несмотря на попытки затянуть или отложить решение вопроса, на конференции было принято решение, что Советскому Союзу передается треть немецкого военного и торгового флота, за исключением подводных лодок, большая часть которых будет потоплена[86].

Следующим принципиальным вопросом, вокруг которого разгорелась настоящая баталия, стали западные границы Польши, а по сути – конфигурация политической карты Центральной Европы. Красная Армия освободила Польшу, и Сталин фактически создал польское правительство. На Ялтинской конференции лидеры трех стран договорились, что новое руководство будет создаваться на базе «советского состава» с включением в него представителей так называемого «польского правительства в изгнании», которое всю войну просидело в Лондоне. После этого должны были пройти выборы.

Стороннему наблюдателю, попади он на обсуждение темы в Потсдаме, могло бы показаться, что он стал свидетелем непринужденной беседы глав государств по малозначимым сюжетам. На самом же деле шло взаимное прощупывание позиций. Вашингтон и Лондон намеревались вернуть Польше довоенную роль аванпоста против СССР. Когда стало понятно, что Сталин этого не допустит и в Польше будет установлен просоветский режим, англосаксы тут же воспротивились передаче Польше части немецкой территории. По логике Трумэна и Черчилля, все, что контролирует Сталин, следовало всемерно ослабить. Соответственно, и польская территория не должна увеличиваться. Сталин, напротив, заботился об усилении Польши. Тогда еще трудно было представить, что «союзники» пойдут на раскол Германии…

На втором заседании между Черчиллем, Трумэном и Сталиным состоялся очень примечательный диалог. Поскольку СССР объявил о намерении присоединить Восточную Пруссию, а часть германской территории передать дружественной Польше, «заход» сэра Уинстона мог означать что угодно.

«Черчилль. Я хочу поставить только один вопрос. Я замечаю, что здесь употребляется слово “Германия”. Что означает теперь “Германия”? Можно ли понимать ее в том же смысле, как это было до войны?

Трумэн. Как понимает этот вопрос советская делегация?