Сталин против рептилоидов

— Поп стоит, бубнит что-нибудь про Бога, а такой вот умный хохмит, да девок, да баб смешит, да всё по-тихому. Да всё о похабном. Поп слово, а он два, поп запоёт, а он козлом заблеет, и народ хихикать начинает, а поп всё думает: «чего они ржут и не надо мной ли?» Бывало, что до хохота в голос доходило, вся церква ржала, как эскадрон. А иерей — изводится. Сам бегает меж людей, дьяконов гоняет озорника искать. А народ, на них глядя, аж закатывается со смеху. И так — пока им кто-нито не укажет балагура. А уж как найдут его попы, то уж тут бьют беспощадно. И в шею его! и по мордасам! и сапогом в дорогу ему поддавали,! да так, что летел он из дверей вперёд своего визга. Так потом еще и в церкву таких по месяцу не пускали.

Ракель Самуиловна и Арнольд смеялись над рассказом Свирида. А тут и кофе принесли в больших, не кофейных, чашках, сливки в красивом молочнике, сахар затейливо колотый на блюдце, и горячие булки. Перед Свиридом поставили чашку, и он опять забурогозил, опять закипел:

— Это мне что ли? Мне? Нет, мне не надо. Убери, говорю. Я такое не пью. — Бубнил молодой оперуполномоченный официанту и хмурился с ужасом думая о цене такого напитка. — Убирай, говорю.

Официант растерялся и смотрел то на Тыжных, то на Ракель Самуиловну. А та нахмурилась, наставила указательный палец на Свирида и сказала серьёзно:

— Не позорьте нас, товарищ Тыжных. Ведёте себя, как пьяный махновец.

Тыжных покосился на красавицу и сразу замолчал, а когда официант ушел, сказал ей тихо:

— Я это нэпманское пойло пить не буду.

— Ну что ж, не пейте, выльют ваш кофе свиньям, жалко, что за него уже заплачено, — наивно говорила товарищ Незабудка.

— Чего свиньям-то. Может, снести его им обратно? — Неуверенно предложил Тыжных. — Я его ещё не пил, пусть заберут.

— Пейте! — строго сказал Ракель Самуиловна, и налила ему в чашку сливок, и кинула туда кусок сахара. — Размешайте сахар.

Нехотя Тыжных взял ложку и стал размешивать сахар, Буханкин и Незабудка, и ещё несколько пар любопытных глаз из посетителей с интересом следили за процессом (даже месье Роже и официанты наблюдали из кухни). Когда сахар был размешен, товарищ Тыжных показательно и назло взял чашку, встал и сказал громко: «Ну, за пролетариат!». И не вынимая ложки, залпом выпил кофе со сливками. Со звоном поставил чашку на блюдце, уселся на стул и произнёс задумчиво:

— Ну, сладко, а более ничего в нём. Квас-то получше будет. Это ваше кофе ещё и дёгтем отдаёт.

Взял горячую булку и стал её есть с аппетитом.

Но тут Арнольд Буханкин забыл, что он англоман и сказал осуждающе:

— Ну и дурень ты, Тыжных.

А Ракель Самуиловна теперь и вправду почувствовала себя укротительницей льва, который только что исполнил интересный, но совсем незапланированный номер и публика с интересом наблюдает, что будет дальше. А ей хоть кланяйся. Товарищ Незабудка стреляла глазками по сторонам, ловила взгляды посетителей и виновато улыбалась.

Аплодировать товарищу Тыжных посетители булочной постеснялись, и вернулись к завтраку. И Ракель Самуиловна тоже стала пить свой кофе. Свирид, доев вкусную булку и вытерев руки о необыкновенно чистую салфетку спросил:

— Ну, и сколько всё это стоило?

— Счёт принесут, и узнаем, — с философским спокойствием отвечал Арнольд Буханкин, наслаждаясь завтраком.

— Значит в тёмную играют, раз цену сразу не говорят, обувать будут — резонно предположил Тыжных. — Ну да ничего, поторгуемся. Лишку не дадим.

— Свирид, It so is not accepted. — от возмущения криво Буханкин.

— Говорил я тебе, Арнольд сто раз: не говори со мной на буржуйских языках. Говори по-русски.

— И говорю тебе, по-русски, не вздумай тут торговаться, не позорь меня, где это слыхано, чтобы сотрудник ОГПУ торговался как последний старорежимный купчина.

— Что ж, мне тут теперь, половину денежного довольствия оставить вон тому… — товарищ Тыжных кивнул на напомаженного месье Роже, — … у которого сало на башке. Ему и так жиру хватает, аж с башки течёт. Авось не голодает.

Ракель Самуиловна как раз делала глоток кофе, и эта фраза показалась ей настолько смешной, что она фыркнула в чашку и облилась, немного забрызгав скатерть. Оставив кофе и продолжая тихонько посмеиваться, она стала вытирать себя салфеткой и приговаривать:

— Товарищи, мне стыдно с вами… Вы дадите мне спокойно позавтракать? Вы можете прекратить балаган? Это ж просто шапито какое-то. Лучше бы Вы, товарищ Свирид, и вправду, сидели в машине.

Ей действительно было стыдно, так как она опять ловила взгляды посетителей.

— Может и лучше, да вот только сидеть я должен возле Вас! — отрезал Свирид. — И дёготь это ваш пить, даже не зная, почём его хлебаю.

— Успокойтесь, я Вас угощаю. — Сказал красавица.

— Да не надо меня угощать! Я вам не дармоед какой-нибудь, и Вы мне не мамаша.

— Будь я на три, четыре года постарше, то и могла бы быть вашей маман — примирительно говорила Ракель Самуиловна.

— Да никогда бы Вы не смогли быть моей мамашей!

— А и почему же?