Сталин против рептилоидов

— Да потому, что моя мамаша — трудовая крестьянка, всю жизнь не разгибалась. То в поле, то огороде, то в коровнике. — с упрёком ответил Свирид. — Четыре голода пережила и семь детей на ноги поставила. А Вы…

Он замолчал. Ракель Самуиловна в одну секунду стала бледна и сказал холодно:

— Ну? И что — я⁉ Ну, говорите, что — я…? Что Вы замолчали, товарищ Свирид? Боитесь сказать?

— Да ничего я не боюсь!

— Ну, так договаривайте! Давайте! Так кто я?

— И договорю. Скажу кто вы! Если нужно будет. — пообещал Свирид.

— Так давайте! Нужно! Говорите! Ну!

— Вы публичная женщина, вот Вы кто! И это ещё полбеды.

— Да⁈ — у товарища Незабудки уже раздувались ноздри. И кофе она уже не хотела. — А в тогда чём вся беда?

— А в том, что вы распутная женщина.

— Распутная? — едва сдерживалась красавица. — Ах, распутная…

— Да, распутная! — надавил Тыжных.

— А Вы прямо всё знаете, да?

— Да уж знаю о Вас кое-что. Авось не дурак, товарища Маркса почитываю.

— Ах, почитываете? И что же пишет обо мне товарищ Маркс?

— А товарищ Маркс пишет, что пролетариат идёт горбатить на буржуя от нищеты, а женщины от нищеты и бесправия идут на панель. А Вы, товарищ Катя, уж никак не от нищеты пошли в публичные женщины. Вы жизни сладкой ищите, и половых наслаждений.

— Половых наслаждений? — Ракель Самуиловна сказала это тихо, но только потому, что все силы её уходили на то, чтобы не вцепится ногтями в наглую конопатую морду. И самым обидным было то, что ей нечего было ему ответить. Она думала, думала. Потом несколько раз вздохнула глубоко и сказала почти спокойно:

— А ну пшёл вон отсюда, моралист деревенский.

— Чего? — Не расслышал Свирид.

— Пшёл вон, я сказала. Вон отсюда! — Говорила товарищ Незабудка, но так, чтобы не привлекать излишнего внимания. Почти шёпотом. Скорее даже шипела. И красными пятнами шла от бешенства.

Но усилия её были тщетны. Все, кто был в булочной, только делали вид, что пьют кофе, а не прислушиваются к их разговору.

— Вот чего Вы шипите как кошка драная, я Вам как партиец партийцу говорю, прямо и без утайки. А Вы шипите, как змея.

— Кошка драная? Змея? А ну пошёл в машину! — уже не шептала Ракель Самуиловна. И, уже не стесняясь, сорвалась на крик и показала в дверь пальцем. — Вон! Вон отсюда! Ждите меня в машине! Товарищ Тыжных!

— Чего орать-то, — хмуро сказал товарищ Тыжных, забрал со стола фуражку и пошёл к выходу.

А в душе Ракель Самуиловны всё клокотало, она готова была убить наглеца:

— Хам! — кричала она ему вслед, — моралист! Подумаешь, праведник какой! — она не могла успокоиться, даже когда он вышел из булочной. — Марксист конопатый! РЭВОЛЮЦИОНЭР в драных сапогах. Олух деревенский, ещё и писать не научился, зато мораль уже читает!

Товарищ Буханкин пил кофе, уткнувшись носом в чашку, и бросал косые взгляды по сторонам. Он понимал, что все на них смотрят.

— Товарищ, Катя, может, пойдём отсюда? — робко предложил он.

— Роже, счёт! — Звонко крикнула Ракель Самуиловна, пытаясь успокоиться. Но успокоиться красавица не могла. Сидела, ноздри раздувала. — Вы поглядите на этого нахала… Хамло трактирное!

Арнольд тактично молчал, ожидая счёта. А когда его принесли, товарищ Незабудка буквально вырвала его из рук официанта, и, не дав товарищу Буханкину даже взглянуть в него — расплатилась. Решительно встала и пошла к дверям, абсолютно не стесняясь кофейных пятнен на платье. Товарищ Арнольд поспешил за ней.

Дама, сидевшая у окна, не без зависти сказала своей подруге:

— Боже, какой накал! Прямо Венецианские страсти.

— И не говори, Шекспир, да и только: два Ромео из пролетариев и видавшая виды Джульетта.

— Думаешь у кого-то из них там роман?

— Конечно! Ну а кто же, как не влюблённые, могут так феерично и публично скандалить.

— Да, несомненно, ты права, дорогая.

Обе дамы грустно вздохнули, сожалея, что сами давно таких романов не переживали. И месье Роже тоже вздохнул, глядя из окна, как отъезжает старенький «Форд».

Глава 7

Месье Роже вздыхал зря. Дела у него шли прекрасно, совсем не так, как у другого московского ресторатора и француза месье Анри (он же Серафим Вилько). К месье Анри случились гости, о которых говорят: «Господи, век бы их не видеть».

Уборщица не заперла дверь и мыла полы в зале. На кухне один повар занимался заготовкой. А сам гражданин Анри-Вилько считал ассигнации у раскрытого сейфа в своём кабинете. Его некогда румяные, пухлые щёчки не были румяны, и даже обвисли как-то. Настроение у него было не фонтан. Ибо только вчера одна из его сотрудниц заявила ему, что может рассказать его жене о своей беременности. И чтобы такого не случилось, просила его отвезти её на Кавказ. На воды. Что очень полезно для будущего малыша. И Серафим Вилько считал купюры, понимая, что поездки на Кавказ, сейчас, когда ресторан только начал давать доход, и когда нужно ещё кое-что вложить в него — ну просто неуместны. Но спорить со своей сотрудницей Авдотьей было себе дороже, и он сидел и считал деньги, планируя поездку.