Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года)

«Жуков, Жуков…. Генерал армии. Моей армии. Мой генерал. С тридцать девятого, с Халхин-Гола: "Мне нужен такой командир, чтоб он не просто разгромил японцев, а свирепо порвал их на куски…" И он нашелся – умелый, свирепый. Тогда молнии из глаз сверкали, а сейчас – слезы льются. Был свирепый, стал сопливый....

Обиделся на мои слова, барышня в лампасах? "Что за начальник Генштаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?" От чего плакать? У тебя что, есть связь? Ты знаешь хоть что-то про ситуацию в Белоруссии? Ну ладно, на Украине ты хоть какой-то порядок навел, но ты же начальник Генштаба, а не мальчик на побегушках. Что, надо было тебя из Киева не в Москву вызывать, а высылать в Минск? Что ты три дня в Генштабе делал? Почему сам никого на запад не отправил – для установки связи хотя бы? Для чего мне в Москве такой работничек? Точнее – работнички, два работничка, Жуков да Тимошенко. Два героя…»

Вечером двадцать девятого в его кремлевской квартире собрался ближний круг: Молотов, Микоян, Маленков, Берия. Говорили о Белоруссии. Обсуждать было нечего: как идут дела никто не знал, просто всех интересовало – что там, как там… Сталин взял трубку, соединился с наркомом и, услышав общие слова, предложил всем отправиться на улицу Фрунзе …

«…В гости к Тимошенко. Нарком был не один, коротал время с Жуковым и Ватутиным. Спокойная такая троица, да я и сам был спокойным. Полчаса задавал вопросы, слушал ответы. Короткие вопросы, короткие ответы… Где командование Западного фронта – неизвестно. Какая с ним связь – никакой. Почему допустили прорыв немцев – не знаем. Почему не знаете – связи нет. Когда связь установите – мы стараемся… И вообще: мы здесь трудимся в поте лица, а тут еще вы со своими вопросами….

Здесь я и взорвался. Три фразы всего сказал, ну, прокричал, конечно, не привыкли к моему крику, не так часто я на них ору. Но все равно, не гоже плакать в ответ. Прям как баба этот Жуков: разрыдался, убежал…. За ним – Молотов, успокаивать. Успокоил, минут через семь привел: глазки еще мокренькие, но голосок уже не дрожит: "так точно" да "слушаюсь" произносить способен. Согласился (вместе с остальными "воинами") послать на связь Кулика, согласился и на сопровождающего¹⁰⁰, предложенного Микояном. Тот вечно своих людей предлагает, и имеет их везде – что в мясе-молоке, что в армии. И пока с ними не ошибается, хоть на место Жукова ставь. Хотя не Жукова это место – Шапошникова. А после Шапошникова (плох совсем, хоть моложе меня) – его учеников, того же Ватутина, а лучше – Василевского. Хороший он парень, Василевский¹⁰¹.»

Сталин давно следил за Василевским, выделяя его из общей когорты генштабистов. Куда ни посмотри, да хоть в анкету – все замечательно:

«В Генштаб пришел с должности командира полка – главной должности для будущего военачальника. Опять же, не за красивые глазки обрел это назначение – за то, что свой полк вывел из плохеньких в отличные. И не от кого-то должность в Генштабе получил – сам Триандафиллов¹⁰² хлопотал.

В Генштабе работал в разных подразделениях – тоже плюс, с кругозором все в порядке. В полном порядке: он и Генштаб постоянно покидал – то служил в окружных штабах, то работал в Академии Генштаба, то учился в этой академии. Даже военным дипломатом успел побывать: с финнами мирный договор готовил, в Германию с Молотовым ездил. Знает главных врагов в лицо.

Еще один плюс (они все думают, что минус, дурачки) – учился в духовной семинарии. Как я, как Микоян, причем не просто учился – окончил. Есть о чем поговорить с человеком.»

Он и поговорил – зимой сорокового состоялось их личное знакомство. По его, Сталина, инициативе. Он тогда предложил всем участникам заседания Политбюро отобедать в своей квартире, все, естественно, любезно приняли это приглашение, но Василевского Шапошников отправил в Генштаб, чтоб обеспечил выполнение свежепринятого решения партии:

«Неправильно поступил Борис Михайлович, но Поскребышев мне Василевского вернул. Лично Поскребышев, чтоб все (и, главное, сам Василевский) понимали: это мой назначенец, это я его буду по жизни вести.

И тост я за его здоровье произнес. А как выпили, спросил, почему он "в попы" не пошел – то ли в шутку, то ли всерьез спросил. А он серьезно ответил, рассудительно: мол, ни сам не хотел, ни отец не хотел, вот и ни он, ни его братья священниками не стали. Смешной мальчишка: что, я не знаю, кто его родственники? Знаю – я про всех, кто мне нужен, знаю. Все, что мне нужно, знаю.