Читаем Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года) полностью

Молчите? Не удосужились прочесть? Не согласны? Тогда хоть сделайте вывод, обусловленный вашей безграмотностью, а потому для вас естественный: во власти находятся либо параноики, либо – случайные люди. Это, по крайней мере, логично. А раз вы, психиатры, такого вывода не сделали, позвольте мне самому поставить вам диагноз. Очевидный диагноз – шизофрения. Один из вами же описанных симптомов которой (даже название помню – "когнитивный диссонанс") налицо. Налицо те самые "затруднения с рациональным познанием мира, с восприятием, обработкой и анализом информации". Равно как и "проблемы с построением и осуществлением программы действий".

У меня этих проблем не было. Я знал и что делать, и как делать. И не стеснялся об этом говорить:

"Быть вождем-организатором – это значит, во-первых, знать работников, уметь схватывать их достоинства и недостатки, во-вторых, уметь расставить работников…"

Двадцать четвертый год, можно сказать, ответ на слова Учителя:

"Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью".

Сможет, Владимир Ильич, сможет. Смог. По крайней мере, до войны вполне справлялся. И был не просто "достаточно осторожен" – был предельно осторожен. Все делал не просто чужими руками – совсем чужими. Сперва стал чистить партию (от ваших, товарищ Ленин, соратников, вы уж извините) руками Ягоды, затем – руками Ежова, и лишь когда решил остановиться (в массовом, конечно, плане), поставил над НКВД своего – Берию. "Освободителя" Берию.

И армию пытался очистить с помощью чужих – Фрунзе и Бубнова. Но тогда не удалось, по крайней мере, не сразу удалось. Все пришлось делать поэтапно, шаг за шагом. Сперва ЦК, затем ЧК, и лишь в конце – РККА.

И все из-за осторожности, моей осторожности. Не мог же я дать указание "чужим" Ягоде да Ежову (не говоря уже о Менжинском-Дзержинском) убрать от власти всю эту сволочь, что думала не о стране, а о мировой революции? Всех, кто видел в России лишь плацдарм для победы коммунизма во всем мире? Нет, не мог я дать такое указание, более того, я и от идеи мировой революции не мог публично отказаться. Да и зачем – ведь как удобно объяснять свою политику (внешнюю, в первую очередь) не державными интересами, а идеями Маркса?

А раз нет точных указаний, то не может быть и точности в их исполнении. Сколько лишних полегло – не сосчитаешь. Добро бы только лишних – нужных. Сейчас особенно нужных. И своих, и чужих.

Тем более, что и чужой мог стать своим. То, что не удалось Бубнову, Ягоде, Ежову, вполне получилось, например, у Вышинского. Меньшевик (до двадцатого года меньшевик!), сподвижник Ежова и Ягоды, но – умный. Понимал с полуслова, и делал все от и до. Без фанатизма, спокойно и качественно. Потому и жив, и при должности. Другой должности, но не менее заметной108.

Но почистил ты страну с их общей помощью знатно. Заметно почистил. Так, что и за океаном заметили. А некоторые даже поняли причины.»

Союзники Сталина. Джозеф Дэвис

Сталин взял со стола листок с переводом статьи из американской газеты, свежей статьи из "Санди Экспресс" с гарвардским выступлением своего старого знакомого, бывшего посла в СССР Джозефа Дэвиса, и прочитал вслух:

"Совершенно ясно, что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми и так шокировали весь мир, были частью решительного и энергичного усилия сталинского правительства предохранить себя не только от переворота изнутри, но и от нападения извне… Чистка навела порядок в стране и освободила ее от измены".

«Спросили его, что он может сказать о наличии в СССР нацисткой пятой колонны. Тут то он и ответил: "Её больше не существует – все расстреляны". И далее по тексту…

А в самой речи (до вопросов еще) внятно произнес: "мир будет удивлен размерами сопротивления, которое окажет Россия". Редкий оптимист, и все без экивоков, четко и внятно.»

Сталину было приятно вспоминать Дэвиса: и было что вспомнить, и не было от чего огорчаться. Именно то, что ему сейчас было нужно – отвлечься, успокоиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное