Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года)

В промышленности классы развиваются на основе принципа более высокой оплаты за более производительный труд. Видимо, коммунисты-теоретики, столкнувшись с реальностью, были вынуждены учитывать особенности человеческой психологии: личный интерес и награда за труд. "Бескорыстная" система производства, как выяснилось, ведет к застою.

Даже в армии былая идея братства офицеров и рядовых с ее простотой была заменена званиями, аксельбантами, эполетами, наградами и красивой формой, которые отличают один класс от другого.

Еще одним удивительным свидетельством отхода от старых коммунистических идеалов стало отношение руководства к вопросам семьи, развода, материнства, отечества и патриотизма. Идея мирового пролетариата и мировой революции отложена в сторону, чтобы освободить место для идеи националистической России. Для утверждения националистических принципов подключены огромные пропагандистские силы."

СССР до войны: новая идеология. литература, кино, образование, церковь

Еще какие силы. Лучшие. Только не пропаганда это, не агитация – результат труда людей с убеждениями. Своими убеждениями. Конечно, родившимися не на пустом месте и не без моего участия. Опять же, у людей, мной отобранных и обласканных.

Один Союз писателей чего стоит. Сколько ты времени на него положил? Личного времени – все эти встречи с поэтами и прозаиками у Горького, все это общение с самим Горьким, попытки примирить врагов и обрести друзей… И ведь ты его создал, этот Союз: своими методами, но их руками. Хотя, три последних слова – лишние: твои методы – значит, чужие руки.

Правда, была здесь и методическая особенность, эдакий нигилизм. Несвойственный тебе нигилизм. Сперва, как по совету тургеневского Базарова, место расчистил – РАПП ликвидировал, затем дал писателям два года пожить без собственной организации и лишь потом позволил им ее создать. Проявить, так сказать, разумную инициативу. Разумную: не зря ж ты два года с ними нянчился – ел, пил, тосты говорил.

Хотя, почему два года – целых девять лет ты выстраивал свою систему работы с писателями. В тридцать четвертом ты лишь завершил то, что начал в двадцать пятом. Когда своей рукой вписал в "литературное решение"¹¹⁴ указание "вместо разрушительной задачи ставится теперь задача положительного строительства, в которое под руководством пролетариата должны вовлекаться все более широкие слои общества". Хотя, о каком твоем указании могла идти тогда речь? Нет, ты, "секретаришка", просто добавил что-то свое в решение партии, тебе тогда неподвластной. И смог сохранить в тексте важные для тебя слова – про необходимость "поставить на службу революции техническую и всякую иную интеллигенцию" и про "величайший такт, осторожность, терпимость по отношению ко всем тем литературным прослойкам, которые могут пойти с пролетариатом". А также весьма полезные оценки реальной деятельности тогдашних организаторов писательского дела: "тон литературной команды", "казенно-бюрократические псевдорешения", и, особо, "барство в литературе". Что может быть для "пролетария" страшнее обвинения в барстве? Разве что оценка его собственного творчества как "макулатуры и отсебятины".

Сталин с удовольствием вспомнил, как в 30-е годы рапповец Киршон поинтересовался его мнением о спектакле "Хлеб".

– Не помню такого спектакля.

– Как же, Иосиф Виссарионович , вы же его вчера смотрели? Мне, как автору этой пьесы очень важно знать ваше мнение.