Сталин в Царицыне

В Царицыне я вдруг оказался в положении подпольщика, который работает скрытно от всех и может полагаться лишь на нескольких верных товарищей. Каково было мне, большевику, ответственному сотруднику наркомата, чувствовать себя в красном Царицыне «подпольщиком»? Мир перевернулся с ног на голову. Хуже всего было сознание собственного бессилия. Вот же они – враги! Они на виду и делают свои черные дела не особо таясь! Их надо к стенке ставить, да поскорее, но не тут-то было! Врагам покровительствует предвоенсовета Троцкий и другие такие же враги, проникшие в руководство Красной Армии! Обжаловать их действия невозможно – круговая порука. А время идет… Гражданская война в разгаре!

Не знаю, что бы сделал я, не будь в Царицыне товарища Сталина. Скорее всего, сорвался бы и натворил глупостей. Возможно, попытался бы «открыть глаза» на заговор военспецов Троцкому и был бы расстрелян по его приказу как контрреволюционер. Возможно, застрелил бы Носовича или Снесарева и сам бы тоже был бы расстрелян. Паутина заговора опутала все руководство Красной Армии и казалось, что разорвать ее невозможно. На поддержку местных товарищей рассчитывать не стоило. Председатель Царсовета Минин был ни богу свечка ни черту кочерга, а председатель ГубЧК Борман не мог своей властью арестовать военрука округа, начштаба и начальников управлений. Не было у него таких полномочий.

Мерзкое положение, когда видишь врага, а ничего с ним сделать не в состоянии. Нечто подобное встречалось на германском фронте, где в каждом штабе сидели немецкие и австрийские шпионы. Но то была не революционная, а буржуазная война, в которой вражеские шпионы нам помогали (пускай и сами того не желали). Солдаты видели, что кругом измена, что гибнут они попусту, и желание воевать у них пропадало. В Царицыне же вся эта штабная контрреволюционная измена снижала боевой дух красных войск. Намеренно создавались условия для перехода красных отрядов к белоказакам при помощи разного рода несправедливостей в отношении революционных бойцов, которые штабная контра маскировала под видом «установления дисциплины». Любимый метод был таков – отдать заведомо неверный приказ, а потом наказать за его невыполнение. Доходило и до расстрелов, поскольку Снесарев и Носович имели такие полномочия при условии, что приказ будет утвержден комиссаром. А Зедин, как я уже писал, утверждал все, что ему подсовывал Носович. Особенно сильно штабная контра терроризировала казачьи отряды. Среди казаков было много колеблющихся и часто достаточно было одного небольшого повода, для того, чтобы спровоцировать их на переход к Краснову. Товарищу Миронову приходилось прикладывать много усилий для того, чтобы нейтрализовать штабное вредительство. Но у него были связаны руки. Он не мог открыто объявить военрука и прочих руководителей контрреволюционерами. Тогда бы его самого объявили бы контрреволюционером.

Против силы годится только сила. Одолеть врагов, которых поддерживал сам Предвоенсовета и нарком по военным и морским делам, мог только человек, пользующийся огромным авторитетом и влиянием в партии, большевик, которому безоговорочно доверял Ильич. Товарищ Сталин не просто начал и возглавил борьбу с контрреволюцией в Царицыне. Он внушал нам уверенность в победе, учил проявлять выдержку и стойкость. Не имея возможности немедленно отстранить Снесарева и его банду от руководства округом, товарищ Сталин сделал все возможное для того, чтобы уменьшить, ограничить, пресечь их контрреволюционную вредительскую деятельность. Сталин заставил штаб работать, как нужно, крепить оборону Царицына вместо того, чтобы ослаблять ее. Контра сопротивлялась, пыталась продолжать вредить, но это уже получалось плохо.

Помню, как на одном из совещаний в начале августа 1918 года (Снесарев к тому времени был отозван в Москву, то есть фактически отстранен от командования) обсуждали меры по укреплению обороны города. Обстановка на тот момент была угрожающей. Фицхелауров попытался отрезать Царицын от Республики, к городу шел Мамантов с 12 тыс. отборных войск (мамантовцы у Краснова были чем-то вроде гвардейцев), 10 тыс. отряд Полякова наступал с юга.

Носович, который был врид[132] военрука, начал говорить о том, что оборона Царицына слаба и недвусмысленно клонил к тому, что города удержать невозможно.

– Царицын мы не сдадим! – прервал его Сталин. – Оборону организуем!

– Разве можно организовать надежную оборону без мощных укреплений? – удивился Носович.