Сталинградские были

Борис решил подняться этажом выше. Но не успел он пройти и половину лестницы, как снаружи послышалась чужая речь и звяканье металла. Потом в проемах окон замелькали тени: «Опять патрули, — подумал разведчик. — Неужели заметили?»

Раздумывать было некогда. Борис бесшумно прокрался в подвал, в котельную, ощупью отыскал топку котла и залез в нее. Однако вскоре он убедился, что тревога была ложной, и снова поднялся на первый этаж. Через амбразуру, пробитую у самой земли, ему было видно, как вражеские солдаты маскировали огромную мортиру, обращенную стволом к Волге, как тянули к ней откуда-то телефонный провод.

«Наверно, от наблюдательного пункта, — подумал Борис. — Надо узнать, где он…»

В это время что-то сухо треснуло в воздухе, дрогнули стены, посыпались кирпичи. Наша артиллерия начала обстрел немецких позиций. Разрывы следовали один за другим. Гитлеровцы забегали, засуетились.

Борис услышал, что кто-то торопливо спускается сверху. Это был неприятельский солдат, может быть, снайпер, может быть, наблюдатель, сидевший под самой крышей. Фашист добрался до перекрытия второго этажа, пробитого бомбой, уцепился за свисавшие обломки, рассчитывая спрыгнуть вниз. Борис нажал на спусковой крючок пистолета, и враг, как куль, грохнулся об пол.

Наскоро обшарив карманы убитого и раздобыв еще ряд ценных сведений, юный разведчик под прикрытием ночи поспешил к своим.

Когда он приоткрыл дверь в командирскую землянку, старший лейтенант Голубев сидел на корточках у топившейся печурки, задумчиво глядя на огонь.

— Разрешите войти? — сказал Борис.

— Иванов, Борис! Вернулся? — вскочил обрадованный Голубев.

Борис подошел к ящику, на котором стоял котелок с водой, и стал жадно пить. Потом торопливо сунул руку в карман и вынул маленький плоский пистолетик.

— Для вас, товарищ старший лейтенант. А это вот для переводчика: должно быть, дневник, письма, документы и прочая дребедень.

— Как задание? — спросил старший лейтенант.

— В порядке. Семь дзотов, в каждом по две амбразуры. Три замаскированные пушки. Живой силы, судя по всему, не так уж много, — ответил Борис и опять полез в карман.

— Что еще у тебя? — удивился старший лейтенант.

— Железный крест. А это — снайперский значок. Насилу оторвал — проволочкой был прикручен.

С этого дня в роте стали говорить о Борисе как о заправском разведчике, а через неделю это мнение закрепилось еще прочнее, и не без основания.

Дивизия, в которой служил Борис, удерживала северо-восточные склоны Мамаева кургана. Вершину его занимали гитлеровцы. Оттуда они обстреливали Волгу. Не выявив огневых точек противника, нельзя было сбить его с вершины.

— Надо обследовать Мамаев курган, — сказал Борису старший лейтенант. — Пойдете вдвоем.

— С кем? — поинтересовался Борис.

— Прибыл тут к нам молодой товарищ. Тоже сталинградец.

Старший лейтенант приказал вызвать новичка.

Увидев вошедшего, Борис сначала оторопел, потом радостно крикнул:

— Вася?! Милый!

— Борис! Борька!

Они бросились друг к другу и расцеловались.

— Где же ты был до этих пор? — спросил, еще не веря своим глазам, Борис.

— Мне немцы дырку в боку провернули: думали на тот свет отправить, да не вышло. А ты?

— Меня курносая старуха смерть тоже к себе тянула. Но врач силен попался. Гляди, целехонек, — ответил Борис.

Вася сделал серьезное лицо, со всех сторон оглядел Бориса, схватил его в объятия и закружил по землянке.

Командир роты, прислонясь к двери, смотрел на друзей. Ему было радостно за них и в то же время немного грустно. Только что встретились ребята после долгой разлуки, а через несколько часов им предстоит идти навстречу смертельной опасности. Голубев понимал, что им хочется побыть наедине, поговорить, вспомнить училище, завод, товарищей. Поэтому он не стал долго задерживать юных разведчиков. Проверил, хорошо ли они усвоили задание, и отпустил отдыхать.

Друзья сначала зашли на кухню к повару и плотно поужинали. Потом отправились в землянку к Борису. Примостившись в уголке, обсудили, что взять с собой, как лучше подойти к окопам противника, на что обратить особое внимание.

Разговор потянулся длинной цепочкой, перескакивая с одной темы на другую. Вася рассказал, как он после той памятной ночи у переправы попал в госпиталь, как, выздоровев, добровольно пошел в армию, участвовал в нескольких атаках.

Незаметно перешли к воспоминаниям детства.

— Любил я в ночное лошадей водить, — рассказывал Вася. — Хорошо. Кругом степь, тишина. Соберут ребята сухого навоза, разожгут костер и давай картошку печь. А то шутку какую-нибудь выкинут. Особенно потешались над сонливыми. Был у нас один до сна такой охотник, как пчела до меда. Не успеем, бывало, лошадей спутать, а он уже храпит. Заснул он раз, а ребята один конец веревки за ногу ему захлестнули, а за другой тянуть начали. Он со сна не понял, в чем дело, вскочил и давай орать. Смеху было…

— А мы сонливым табак в нос сыпали, чихали те до утра, — сказал Борис.

Он выглянул за дверь землянки. Черное, по-осеннему неприветливое небо тяжело висело над городом.

— На улице, Вася, хоть глаз выколи. Идти вполне можно.