Сталинградские новеллы

У входной калитки замка нет, открываю и захожу; я тут уже не первый раз. Поднимаюсь по ступеням, стучу, но хозяева уже знают, что идёт гость, и открывают дверь. Оказывается, у них есть живой звонок, то есть две маленькие собачки, которые живут в глубине большого двора за гаражом и ещё какими-то строениями. Они очень чуткие, слышат каждый шорох и там же, на заднем дворе, мгновенно предупреждают хозяев: кто-то через калитку зашёл! Вот жаль только, что они не могут распознавать гостей, а то бы докладывали хозяевам: «Пожаловал тот-то и тот-то!». Ну а пока последним надо выглянуть в окно и выяснить персону посетителя. Вот такие чудные звоночки, они же игрушки, весельчаки и «работники» по дому. И зря к понятию «собачья дружба» некоторые относятся с неким пренебрежением. Анатолий мне рассказывал, как жена приходит с работы уставшая и только приляжет на диван, как к ней подбегает пёсик и начинает стаскивать с неё уличную обувь и тут же бежит за комнатными тапочками. Подаёт их один за другим и смотрит, чем бы ещё угодить хозяйке. Это он выслуживается, боясь, что его отправят в свою «кутузку». А вторая собачка в это время прячется за широкой спиной хозяина – меня, мол, тут нет! Глядя на этих животных, я бы хотел спросить читателей: у многих ли из вас есть такие дети или внуки, которые проявляли бы к вам такое внимание? То-то же!

Анатолий где-то на год старше меня, он родился в 1935 году и к началу войны ему стукнуло шесть лет. Как-то разговор зашёл о войне и тех голодных временах, и он поведал мне некоторые эпизоды той детской жизни, которая наложила на нас, детей войны, свой неизгладимый отпечаток. И мы до сих пор, через годы и через страны, несём эти воспоминания и храним их в душе как драгоценность. Ведь память не стареет и не обесценивается, а наоборот, со временем становится ценнее и важнее.

Так вот, Анатолий мне рассказал, что их многодетная семья жила на Северном Кавказе, и оказалось, что мы с ним почти земляки, с той лишь разницей, что он из Карачаево-Черкесской автономной области. Немцы Северный Кавказ очень тяжело завоёвывали, география для них была трудная – горы, реки, ущелья; разные народы и всякие непредвиденные обстоятельства заставляли их осторожничать. Иногда разрозненные группы захватывали какие-то территории, затем вынуждены были отступать, поэтому о Северном Кавказе нельзя сказать, что он был полностью оккупирован ими. А после Сталинградского поражения и неудачи под Владикавказом они и вовсе вынуждены были покинуть Кавказ и забыть о нём.

Карачаево-Черкесская область тоже частично была занята ими, и семья моего друга некоторое время находилась на территории, временно оккупированной немцами. Отец семейства, разумеется, был на фронте, а мать с четырьмя малыми сыновьями вынуждена была спасаться в одном из бараков посёлка недалеко от Карачаевска. А спасаться много от чего надо было – не только от бомб и снарядов, но и от голода, ведь как-то же надо было кормить такую ораву, которая считалась не менее важным фронтом, пусть даже и мирным. Трудно осознать, каким образом мы тогда выживали…

Как бы отвечая на этот вопрос, Анатолий рассказал о немецких солдатах, которые в поисках какой-нибудь еды рыскали по домам и собирали продукты.

* * *

Как-то немецкий солдат ввалился в наш дом и требовал «яйка, молоко». Но откуда мать могла ему всё это взять, когда свои дети голодали? Тогда он потребовал хоть заварку для чая. Ну уж это-то должно быть в каждом доме, наверное, думал он. Но, к его разочарованию, у нас и этого не оказалось.

Немец начал серчать, он, между прочим, знал русский язык, и спросил:

– Ну что же тогда у тебя есть?

Наша мама показала на нас – мы лежали на полу вповалку, и он нас сначала не заметил – и сказала:

– Вот это у меня есть!

Я помню, он глянул в нашу сторону и остолбенел. Он ждал, чего хочешь, но только не этого! Как сегодня помню, он долго стоял и молча глядел на нас, потом посмотрел на мать, и мы не знали, что он будет с нами делать. Мы уже были наслышаны о зверствах немцев, поэтому ничего хорошего не ждали, тем более что мы «провинились».

В таком случае обычно пробуждаются самые плохие предчувствия, вот и мы приготовились к самому худшему. Мы затаились и наблюдали за каждым его движением. Вот он начал снимать свой рюкзак, который ему почему-то стал мешать… Мы-то не знали, что находится в рюкзаке и что он собирается делать, а вдруг у него там какой-нибудь автомат или пулемёт или ещё хуже – засунет кого-нибудь из нас в свой рюкзак и унесёт? Да мало ли что ему придёт на ум и мало ли что может промелькнуть в детской голове…

А немец между тем не спеша снял свой рюкзак, высыпал всё его содержимое на стол и, ничего не говоря, резко повернулся и ушёл. Вот это я точно помню, а что было дальше – запамятовал.

* * *