Но в чём я откровенно признаюсь – все последующие события у меня как бы провалились в бездну, и я точно не помню, когда отодвинулась от нас линия фронта. И самое главное – когда и куда исчез «наш штаб»! Вот это я точно проспал и в прямом, и в переносном смысле. И самое обидное, что они мне об этом не доложили! Понимаете – поднялись однажды ночью, и комната опустела. А ведь этот самый начальник вроде бы хотел меня любить, и я по глазам чувствовал, что он готов был в этом даже признаться! Да уж ладно, я ему прощаю, он, наверное, не хотел меня будить. У них, у взрослых дядей и тётей, бывают такие заскоки.
Не думаю, что в моей детской жизни больше не было никаких важных событий, но, вот поди ж ты, я ничего больше не запомнил аж до самого первого сентября 1944 года и девятого мая 1945 года… С этих знаменательных дат у меня опять началась новая эра, и всё, что было «до нашей эры», ушло на второй план. В той, прошлой, дошкольной, жизни остался большой кусок моей судьбы, который я так и не смог найти, как не пытался это сделать. И эта невосполнимая утрата меня очень тяготила впоследствии и, несмотря на загруженность жизни, тяжёлым камнем лежала на душе.
А дело в том, что, оказывается, в те запутанные фронтовые дни мой старший брат – наш старший брат – Жора (Георгий), будучи подростком, подружился с ребятами из воинской части, и, очевидно, они тоже к нему привязались, как к сироте. Вполне даже возможно, что он для них стал сыном полка – работящий, понятливый, грамотный. И это ему было по душе, как и любому пацану-сироте. Никто в доме, конечно, не придавал этому серьёзного значения, да и не до этого было старшим, главное, он был под присмотром надёжных людей и ничего плохого ему не грозило. Но когда сместилась линия фронта и войска срочно покинули наши края, оказалось, что Жоры дома нет, исчез, пропал! Это ли не головная боль для старших? Где его искать, что с ним случилось?
Как не велик мир и как не мал человек, в большинстве случаев всё равно что-то выясняется. И оказалось, что он уехал с воинской частью, которая его приютила и с которой он сдружился! Можно представить боль нашей матери, пусть и не родной для него, и тёти Мани, но можно было понять и его – молодого пацана, рвущегося в бой за своё Отечество и знающего, что ему не позволят это сделать.
Но всё хорошо, что хорошо кончается, а в данном случае всё хорошо не кончилось. Ведь не зря же ни закон, ни родители не поощряют безумство детской храбрости… В последующем, при выяснении обстоятельств его бегства на фронт, было установлено, что он погиб в первом же бою и таким образом пополнил список без вести пропавших. Очень мне было его жаль и очень нам его не хватало в последующие годы. И пусть его имя будет записано не только в книге земной памяти, но и в Книге Вечной Жизни! А меня утешало лишь то, что пусть и мизерная, но часть его святой энергии была вложена в жертвенное дело продления нашей жизни.
Не помню, на сколько позже исчезновения того «нашего штаба» покинул я родину моей матери, но уже первого сентября 1944 года я переступил порог школы в родном своём Владикавказе. Война шла к концу, это я потом уже узнал, а тогда-то мне откуда было знать? Я учился, время тянулось очень медленно, не так, как сейчас; дню не было конца. Да и как ты дождёшься его конца, когда постоянно свербит в желудке, и он тебе не даёт думать больше ни о чём? Голод, холод, неустройство, и в жизни было так мало радостей, что, конечно же, не заметить День Победы и пропустить его мимо нельзя было!
Девятое Мая 1945 года для меня началось в четыре часа утра. Помню, я проснулся от грохота, шума, стрельбы и ярких лучей прожекторов; проснулся и не знал, что делать – плакать, кричать от страха или ещё что… На всякий случай решил подождать до выяснения обстоятельств. Протёр глаза и не мог понять, почему это им не страшно и отчего это они ещё и смеются. В конечном счёте я оказался прав, что воздержался от преждевременного рёва. Все мои страхи на самом деле оказались ложными, так как на дворе праздновали Победу! Так что, исходя из своего опыта, советую всем остальным тоже по возможности воздерживаться от преждевременных страхов и паники. Осмотритесь и разберитесь, потому что – который раз повторюсь – любящим Господа всё содействует ко благу! И если устами младенца действительно глаголет истина, то вот они мои: и Вторая мировая война, и Великая Отечественная война… И после всего этого пусть у кого-то ещё повернётся язык сказать, что я не «ветеран войны»? Да предадут его анафеме…
Глава 5
Главная анкета отдела кадров