Как бы там ни было – в мире война, на дворе – бомбёжка, обстрелы и прочая смерть. Гертруда проглотила свой кусок чёрного пайка, выпила чашку чая и, стараясь не тревожить спящих ещё родителей, выскочила на улицу, где её ждали неизвестность, а ещё дом Павлова и где-то там, рядом, – мечта и смысл её жизни, Гоша, как она называла своего Георгия.
Из каких-то отрывочных слухов до неё дошло, что он якобы воюет где-то здесь, под Сталинградом, и она по каким-то своим внутренним, интуитивным каналам связи пыталась его разыскать.
Она знала, что Дом охвачен огнём, так как его днём и ночью атакуют немцы, но она должна была туда попасть, она об этом тоже знала. Там – её «работа», там она нужна и там её ждут. Защитники этой крепости подвергались смертельной опасности, и в любое время нужна будет её помощь. Там же её ждала санитарный инструктор Мария Степановна Ульянова, её преподаватель в институте. Сквозь свист пуль и осколков Гертруда пробежала почти квартал и нырнула в траншею, известную только ей одной, в конце которой был тайный вход на этот маленький островок жизни посреди бушующего океана.
– Господи, помилуй и спаси! – прошептала она и перекрестилась. – Матерь Божия, сохрани этих ребят, и пусть у меня сегодня не окажется много работы!
Кое-где ей приходилось пробираться ползком и на ощупь, но она не думала о себе, она думала о тех ребятах, которые с нетерпением ждали её. И могла ли она к ним не прийти, если каждый из них молился своему Богу и за себя, и за неё; если каждый из них ждал её, как Бога? И она спешила, спотыкалась, падала, вставала и молилась; ей представлялось, что где-то там стонет её тяжело раненный Гоша. Ей даже показалось, что он произнёс её имя: «Гера, я здесь, рядом, вот я, дай мне твою руку». Но Гоша, к сожалению, был совсем в другом месте, и она не могла знать, что с ним происходит, а тем более слышать его голос. Гертруде было известно, что их отряд особого назначения находится на левом берегу Волги, но это что иголка в стоге сена, ведь сколько таких отрядов было по стране… Наконец она добралась до своего люка, постучала по нему камнем, и через какое-то время чьи-то сильные руки подняли её вверх.
Она стояла посреди какого-то склада боеприпасов, ящиков, мешков и чего-то малоразличимого, и вдруг услышала чей-то бодрый голос:
– Ура, я же говорил, что она обязательно придёт!
Гера, Гертруда, Гертруда Моисеевна – славянская, немецкая, еврейская… женщина мира – стояла, рыдала и сама не знала отчего. Но вдруг в ней так же неожиданно вспыхнул первородный инстинкт женщины, которую Бог назначил праматерью всего живого на Земле, и она начала хохотать, отчего перестали стрекотать даже автоматы и пулемёты. Правду сказать, тут её хохот был ни при чём, дело в другом – настала передышка в боях, и это передалось по цепочке. Ведь воюющие люди тоже должны отдыхать от своей убийственной работы – кушать, пить, вот и настало время завтрака. Как говорится, порядок – превыше всего: «Война войной, а обед по расписанию».
Прекратились атаки с немецкой стороны – отдыхают и обороняющиеся бойцы, всё очень просто.
Из разных уголков здания начали выходить бойцы и приветствовать пришедшую из другого мира медсестру:
– Гера-апа, салам алейкум, как ваше здоровье? Я вот поцарапал палец, вы не могли бы помазать йодом?
С другой стороны раздался смех, и кто-то на украинском языке говорил:
– Да не слухайте вы його, вин хоче, шоб вы його потрогали!
Гера раскрыла свою медицинскую аптечку и на полном серьёзе приготовилась обрабатывать рану Камолжона из Узбекистана, но тут в дверях показался старший сержант Павлов, поздоровался и спросил, как она добралась сюда, ведь кругом стреляют снайперы. Посмотрел на открытый чемоданчик с медикаментами и сказал, что там, в одном из оборонительных амбразур, лежит раненный боец Хайт и надо бы перевязать ему руку.
– Слушаюсь! – отрапортовала она то ли серьёзно, то ли шутя, и последовала за ним.
Они поднялись на третий этаж и там между двумя окнами увидели молодого пацана, который полулежал на старом потёртом кресле времён какого-то Людовика.
«И это боец!? – побоялась она сказать вслух. – Неужели эта война не ценит уже и детей, пожирает их, как ненасытное чудовище?»
Сержант объяснил, что бойцу разорвало руку от прямого попадания осколка. Встать он едва ли сможет, поэтому надо постараться определить его состояние и сделать всё возможное для его восстановления.
– Тут в нашем положении каждый солдат на вес генерала, а сын израильского народа Идель Яковлевич Хайт – очень хороший пулемётчик, и без него нам будет трудновато.
Услышав за спиной разговор, «мальчик» этот как бы очнулся, а посмотрев в глаза этой девочки, постарался ещё и приосаниться и правой рукой указал на левую – вот, мол, моя проблема. Он попытался поднять больную руку, но не получилось.