Сталинградские новеллы

Осмотрев рану, Гера опытным глазом определила, что кость руки едва ли затронута, так как осколок прошёл по мягкой ткани навылет и повредил лишь мышечную часть предплечья. Уж на это-то опыта её двухлетнего обучения в медицинском институте хватало. Она хорошо знала анатомию ещё со школьной скамьи, и плюс несколько лет учёбы на лечебном факультете. Но когда это было, Господи – ещё до войны. Ей казалось, что это выражение – «до войны» – означало вечность. Она много о чём ещё думала, но не могла же она в присутствии двух мужчин вслух выражать свои мысли. Руки её делали своё дело, она спросила командира, есть ли кипяток, промыла рану раствором марганца, обработала йодом, наложила соответствующую повязку и забинтовала, как её учили. Потом дала парню таблетку для сна, стакан воды и велела спать.

– Поспи немного, и проснёшься уже здоровым, а до свадьбы вообще заживёт, – сказала она и улыбнулась.

Ну что ещё надо молодому неженатому мужчине, чтобы он почувствовал себя хорошо? Он поморгал своими карими глазами – то ли от боли, то ли от волнения, а может быть, и от того и другого вместе – и отвернулся. Она растрогалась и подумала о своём брате Николае – а что, если он тоже ранен и где-то лежит в лазарете, а я ему ничем не могу помочь? Этот еврейский парень очень похож на него – с такими же карими глазами и такой же улыбкой…

Но командир на то и командир, что замечает всё, и он эту психологическую вспышку решил заглушить шуткой:

– Доктор, давайте его оставим в покое и посмотрим ещё одного пациента.

Ну, с этим пациентом, слава Богу, всё было проще, ему всего-навсего надо было забинтовать старую рану, которая уже начала заживать.

* * *

А Георгий тем временем сидел в своей засаде на левом берегу Волги у главной переправы. Который день он уже ждёт, что его сменят, как и должно было быть. Он даже начал подумывать, что о нём вообще забыли и едва ли кто придёт его подменять. От этого потерял даже свою бдительность и мало чего соображал – зачем он там и что должен делать?

Он, конечно, помнил наставления своего командира, майора Сидоров, что среди молодых призывников, подготавливаемых за Волгой как подкрепление для передовой, участились дезертирства, и некоторые трусы отказываются выполнять приказы своих командиров. И с этой целью якобы создаются отряды особого назначения, которые будут расстреливать этих отступающих трусов. Эти паникёры, говорил он, дают плохой пример остальным красноармейцам и это вредит воинской дисциплине, что, в свою очередь, оттягивает победу.

В эти отряды зачисляли особо доверенных людей – членов партии, комсомола и других активистов. Георгий был зачислен в этот отряд как студент Политехнического института, знающий эти края, и оспаривать такое высокое доверие он не имел права – это могло быть связано с последующими оргвыводами в отношении его родителей. Таким вот образом он и оказался здесь, в кустах, как тайный охотник.

С Герой он познакомился на танцплощадке Сталинградского тракторного завода, где проходил студенческую практику и где у Геры работали родители. Они сразу приглянулись друг другу и с этого времени не отходили друг от друга. Но это было давно, это было до войны, как обычно говорят, а на самом деле всего два года назад.

Родителям Гертруды – простым скромным инженерам тракторного завода – он тоже понравился, и они практически ничего не имели против выбора дочки. По окончании практики Георгий вернулся к себе домой, в Москву, где проживали его родители. Отец его преподавал историю марксизма-ленинизма в том же политехе, а мать работала инструктором райкома партии. Своего единственного сына они лелеяли и холили и, разумеется, воспитывали в духе патриотизма и интернационализма одновременно. Парень был красавцем, как и большинство метисов, мать была украинкой, отец – коренным москвичом, родители которого некогда приехали в Москву из Грузии на учёбу. Молодые переписывались, иногда получалось поговорить по телефону. Они строили долгосрочные планы – отучиться в своих институтах и пожениться, родить мальчика и девочку, купить дачу.

И вот вместо всего этого они получили совсем не то: он – сырую яму с непонятным занятием, что ему сразу не понравилось, она – этот разрушенный дом, куда надо было добираться через подземные переходы.

Георгий не обратил внимание, как мимо него пробежал молодой красноармеец и нырнул в кусты. Он в это время вспоминал одну из лекций своего отца и никак не мог понять: почему ради какой-то непонятной идеи социализма и коммунизма он должен расстрелять вот этого мальчика, спасающегося от неминуемой смерти? И если извилины головного мозга где-то имеют тупики, то он точно упёрся в один из них и самопроизвольно переключился к своей мечте – Гере.

Вот уже год, как они потеряли друг друга, и между ними не было никакой переписки. Вместо почты и писем ему на голову падали большие осенние жёлтые кленовые листья – оказывается, он вот уже несколько дней сидит под чинарой и этого не заметил.