Он родился 17 октября 1917 года в деревне Крестовая Валдайского района Новгородской области. В 1938 году был призван на службу и служил восемь лет командиром пулемётного отделения, наводчиком и часто бывал в разведке. В конце сентября 1942 группе сержанта Павлова (ефрейтор Глушенко, красноармейцы Александров и Черноголовый) было поручено подготовить выбранные два дома для оборонительных целей – заминировать подступы, очистить траншеи, укрепить оборонительные пункты и прочее. По разным версиям есть небольшие расхождения.
На третий день прибыл лейтенант Афанасьев с группой бойцов и принял командование на себя по всей форме военных операций – офицер есть офицер. В начале ноября того же года лейтенант Афанасьев был ранен и уже не участвовал в обороне Дома. А сержант Павлов сражался до прихода основных сил и потом тоже был ранен. Лейтенант И. Ф. Афанасьев впоследствии дошёл до Берлина, а командир отделения разведки Я. Ф. Павлов дошёл до Штеттина.
Теперь главный вопрос – почему во всех боевых донесениях группы, где командовал лейтенант Афанасьев, указывался «дом Павлова»? Для простоты, от имени «первооткрывателя» Павлова или по каким-то другим причинам? Тут явная недосказанность со стороны историков и чиновников, что привело к нарушению субординации и воинской дисциплины.
Но у чиновников и бюрократов, сидящих в высших кабинетах, свои уставы и интересы. Война закончилась, опасность миновала – куда торопиться, да и какая разница, зачем выяснять, кто заслужил больше, кто меньше? Для них главное не люди, а свои интересы.
И лейтенант Афанасьев вообще выпал из поля зрения общественности, о Павлове тоже вспомнили после войны, и в 1945 году присвоили ему звание лейтенанта и Героя Советского Союза. Те же большие начальники рассудили так: если дом назывался по фамилии Павлова, то он и является главным героем обороны. Для чего тут создавать головную боль и выяснять детали? И пропагандистская машина закрутилась – Павлов не офицер, а просто сержант, выходец из простой крестьянской семьи, вот он и стал образцом героя из народа.
Командир отряда, Афанасьев, который по званию считался старшим, был человеком скромным, не любил ходить по инстанциям, писал мемуары, выступал с лекциями «Никто не забыт, ничто не забыто». Он занимался общественной деятельностью и скромно жил в своём родном Сталинграде, где и умер в 1975 году.
Павлов Яков Филатович демобилизовался в 1946 году, вернулся в Новгородскую область. Получил высшее образование, стал секретарём райкома партии, депутатом Верховного совета РСФСР, почётным гражданином города Волгограда и получил орден Ленина. Умер этот «уважаемый» человек в 1981 году. Кстати, не путайте его с архимандритом Кириллом, духовником Троице-Сергиевской лавры, который тоже воевал в Сталинграде в звании сержанта и который тоже в миру был Павловым, только Иваном Дмитриевичем.
Таково короткое содержание одной из существующих версий по поводу журналистских расследований. Думаю, что время ещё добавит свои коррективы в это запутанное дело, и оно прояснится. Если среди моих читателей найдётся человек, которому известно что-либо новое по этому поводу, то его помощь не помешает!
Глава 8
День Победы
Для каждого человека слово «победа» имеет своё, особенное звучание. Для меня, например, война закончилась как-то неожиданно, в одночасье. Победа ворвалась в наш дом через тёмные ещё ночные оконные рамы страшной ружейной канонадой и всполохами ракет. Я проснулся среди ночи от каких-то возбуждённых возгласов и ничего не мог сообразить. По-детски протирал глаза и пытался уяснить, что же всё-таки случилось. Или это сон?
Услышав знакомые голоса, не вдаваясь в подробности, понял, что не сплю и всё происходит наяву. У единственного не загромождённого мебелью и поэтому доступного для обозрения окна, которое выходило на Госпитальный бульвар с военными казармами, столпились почти все обитатели нашего дома. Это, разумеется, означало что-то сверхважное.
– Ну дай я тоже посмотрю! Ты что здесь одна, что ли? – услышал я обиженный голос тёти Сони.
– Сейчас, сейчас, – отозвалась старшая, тётя Маня, которая работала в этих казармах уборщицей и очень переживала за вверенный ей военный объект. – Все окна второго этажа раскрыты и заполнены солдатами в нижнем белье! – комментировала она, как спортивный обозреватель.
Превозмогая неловкость своего положения, вынуждающего её вести такой репортаж, она старалась во что бы то ни стало сохранить за собой это льготное место у окна.
– Все стреляют. Кто из автомата, кто из ракетницы, кто… А вон и прожекторы ходят.
К этому времени я окончательно привык к полутьме комнаты и начал в голове прокручивать всевозможные версии случившегося. Вроде бы мы всё уже перетерпели, что ещё должно произойти? Откуда мне было тогда знать, что в наш маленький «детский дом», которым управляли три женщины, одна умнее другой, пришла долгожданная победа? Разговор о том, как этим «директрисам» многие годы удавалось мирно уживаться, я оставляю на потом.