Сталинградские новеллы

Вот и все новости… Поди, узнай, что произошло в мире! Я собрался было вернуться домой, но вдруг мимо меня пробежал Митька Свист, наш сосед, которого кто просил сходить за сигаретами, кто просто свистнуть, а кто мог ради озорства наградить и шалобаном.

Он держал в руке воздушный шарик и, подпрыгивая, как маленький ребёнок, кричал:

– Победа! Победа! Война закончилась! Ура! Мне дали на мороженое!

«Ах вот, оказывается, в чём дело!» – подумал я и, удовлетворённый больше разгадкой своей головоломки, чем наступившим миром, вернулся в дом.

Откуда мне было тогда знать, что я живу в стране, где правду говорят только дураки и психбольные, а умные молчат. Как бы там ни было, а ко мне возвратилась моя уверенность, и даже показалось, что в доме появился запах жареного кукурузного масла, что приравнивалось к запаху елея. Это обычно предвещало сотворение чего-нибудь печёного, что было не менее важно, чем сотворение мира. И прав был тот, кто сказал, что любовь приходит и уходит, войны начинаются и кончаются, а кушать хочется всегда. Ведь вкусно поесть хотят все и всегда, что же тогда говорить о детях войны?..

Это было давно… нет, это было вчера! С этого дня для меня начался новый отсчёт времени, и я стал как бы заочным студентом тех университетов, которые принято называть горьковскими.

Вот они, вехи нашей жизни, которые запоминаются помимо нашей воли, и никакие склерозы им не указ. Как-то вдруг и неожиданно вернулся с фронта дядя Миша, и мама в дальнем углу нашей комнаты, у буржуйки, о чём-то с ним шепталась. Мне было очень любопытно, но кто бы меня стал посвящать в разговоры взрослых? Меня по-детски возмущало такое нарушение прав человека, но как законопослушный бэби, я смирялся с этой дискриминацией.

Дядя Миша служил в разведке. Молодой справный капитан, причём с высшим техническим образованием, и как же ему при демобилизации не остаться в той же гражданской разведке? Но так случилось, что тот мамин шёпот оказался сильнее уговоров вербующих сотрудников НКВД. И ещё так вышло, что месть этой организации сопровождала его повсюду, и он, выпускник одного из московских вузов, всю жизнь прозябал главным инженером небольшого сельского кирпичного завода.

Целым и невредимым явился домой и дядя Петя, Большой Петя, как его называли у нас в доме, в отличие от Маленького \Пети, моего родного брата. Этот бойкий говорливый парень, приёмный сын одного из братьев моего дедушки, как нельзя лучше воспользовался льготами фронтовика. Вступил в партию (известно какую) и с несколькими медалями на груди произносил на партийных собраниях бессвязные, но идейные речи.

– И для этого мы проливали свою кровь на фронте, чтобы какие-то негодяи расхищали социалистическую собственность? – гневался он на шофёра, который пытался в кузове своей автомашины вывести какой-нибудь горбыль за пределы охраняемого им завода.

По любому поводу – впопад и невпопад – он вдруг начинал кричать:

– Энгельс, Маркс, Ленин, Сталин!

И не всегда он доводил эту четвёрку до конца, но зато отлично знал трусливую психологию людей и был уверен, что им достаточно и одного из этих имён. Он знал также, что его речь не прервут, гарантия тому – те звучные имена, которые он произносил. И в пылу аффекта нарушал привычную последовательность имён вождей, тоже без умысла. Он распалялся до пены у рта, и тут, конечно, его успокаивали, советуя поберечь себя, выпить воды и немного отдохнуть.

Все побаивались не его самого и его припадков, а тех имён, за которыми он прятался. И благо, что он был безграмотным деревенским мужиком, и высокие должности ему не грозили. Иначе для своего окружения он был бы истинным бедствием. Его обычно назначали старшим охранником на каком-нибудь заводе, вменяя ему «важные обязанности», чем он немало гордился.

Был он высоким, спортивным и при этом женолюбивым мужчиной. Никогда не снимал с себя военную гимнастёрку и фуражку с красной звездой. На фоне послевоенного дефицита женихов Большой Петя имел у женщин ошеломляющий успех. И как ему об этом было не знать – он ходил, как важный петух, время от времени поправляя свой кожаный ремень.

Я до сих пор вспоминаю его со смешанными чувствами страха и детского восхищения.

Несколькими месяцами позже появился ещё один дядя, Тимошка, но лишь только на побывку. По моим детским догадкам, он был тайным оппонентом Большого Пети, так как чем-то затмевал его. Этот был совсем «другой овощ». Хотя в родословной они числились двоюродными братьями и были в одном, атеистическом, лагере, видно было, что Петя ему завидует и чувствует при нём дискомфорт.

Тимошка – одна из самых высоких «реликвий» нашего рода, а сам он ростом был совсем мал, ну очень и очень мал, подросток, да и только, чуть ли не с бараньим весом. Маленький, косолапенький, с загнутым, как у ястреба, носом, он имел специфический цвет глаз, и бывшая жена дразнила его красноглазым. Но не торопитесь, полковник! Про таких в народе говорят «Маленький, да удаленький!».