Если бы жених, беззаботно веселившийся на этой свадьбе, – красивый человек, умевший, кстати, ловко обходиться с собаками, в лагере «Хабибулла-хан» все местные собаки, например, были его друзьями, – сказал ей: «Лейла, отпусти меня домой!», она бы все поняла и отпустила, более того – помогла бы перейти границу и доставила на окраину Кабула, но… Шурави этого не сделал, ушел не простившись, чем сильно унизил ее…
Всхлипнув, Лейла втянула сквозь зубы воздух в себя, задержала его в груди, успокоилась и вновь прижалась к тяжелому прикладу винтовки.
Невеста выделялась из всех, кто находился на свадьбе… Все-таки очень красивое платье было у нее, воздушно-белое, из дорогого дукана, поблескивало металлический искрой. У Лейлы такого платья не было, да и вообще белый цвет не считался у народа пушту любимым, радостным, желанным цветом – очень уж он маркий, не подходит для кочевых условий, любая пылинка на нем светится, видна издали.
Если невесту Лейла отличала от всех, кто находился на свадьбе, по платью, то Моргуненко найти не смогла – очень далеко, все лица сливаются, перемещаются в узких пространствах стрельчатых окон из одного в другое, из угла в угол, от бровки к бровке, замерев, почему-то делаются плоскими. Мужчины были в форме и походили друг на друга, как две капли воды, вылитые из одного чайника.
Поняв, что Моргуненко найти не удастся, Лейла вновь опустила голову на камень. Спина ее опять начала вздрагивать.
Хоть и была она бойцом, стреляла без промаха, могла объездить любую норовистую лошадь, трое суток просидеть в засаде без сна и еды, подкрепляясь только глотком воды из фляжки, но все-таки она была женщиной… Со всеми чертами и признаками женского характера – слабостью, желанием подчиняться сильному мужчине, тягой к теплу и уюту (хотя и была кочевницей, человеком, для которого домашний уют ничего не значил), любопытством, любовью к детям…
Словом, она была такой же слабой и уязвимой, как какая-нибудь другая женщина, живущая в Исламабаде либо в Бомбее.
Потому и наворачивались на ее глаза слезы.
Через несколько минут она подняла голову, задержала в груди дыхание и вновь, в очередной раз прижала к себе приклад бура… Либо сама прижалась к прикладу. Собственно, это было равнозначно: ведь что винтовка к человеку, что человек к винтовке, заканчивается эта история одним – выстрелом.
Народ, собравшийся на свадьбе, уже чинно сидел за столом – там, далеко внизу, звучали красивые слова, люди веселились, радовались тому, что война на несколько часов отступила от них, произносили тосты.
Лейла поймала в прицел невесту, ее гладко причесанную голову, затылок, потом чуть опустила мушку – произвела поправку на высоту и нажала пальцем на спусковой крючок винтовки.
Бур с силой толкнул ее в плечо, будто был недоволен хозяйкой, на что-то обиделся, раздался грохот, от которого в ушах у Лейлы зазвенело, грохот был запоздалый, словно в винтовке сработал какой-то замедлитель, затормозил выстрел. Лейле показалось, что сейчас осколок звука, будто кусок железа ударит ей в голову, пробьет висок или затылок, но нет, в следующий миг она поняла, что этого не произошло и не произойдет.
Она вновь взялась за винтовку – хотела достать и шурави, который решил жениться на этой светловолосой, послать свадебный свинцовый подарок и ему, но в следующий миг преодолела это желание и поспешно откатилась в сторону, нырнула за горбатый запыленный камень; здесь ее ожидал молчаливый напарник с прищуренными, словно бы все время смотрел в прицел, глазами. Он подхватил Лейлу под руку и увлек в длинный каменный проход, хорошо прикрытый сверху – ни с одного вертолета не разглядишь, из первого тоннеля они нырнули во второй, более широкий, в некоторых местах здесь вообще можно было ехать на коне, – и вскоре исчезли…
Галина отчетливо слышала удар, раздавшийся где-то далеко-далеко у нее за головой, вскинулась, словно бы хотела подняться со своего места и пересесть к подружкам, но ее опередил сильный удар в верх шеи, отбросил вперед на стол, она сбила на пол графин, в котором призывно светился красный гранатовый ликер, пару тарелок с едой и неверяще закрыла глаза.
На войне человек бывает готов ко всяким неожиданностям, и вообще на фронтовых тропах смерть встречается чаще, чем жизнь, поэтому случается, что быстрая реакция спасает бойца. Спасает, где бы он ни находился – в окопе во время передышки или в атаке, когда он огнем автомата расчищает себе дорогу, стараясь вырваться на простор, глотает пыль, каменную крошку, разную гадость, вьющуюся в горячем воздухе, кричит что-то и сам не слышит собственного крика, да и часто не понимает того, что делает…
Ноги сами несут его в нужное место, руки автоматически отщелкивают опустевший рожок из автоматного приемника, глаза фиксируют всякую опасность, возникающую впереди, вплоть до почти невидимых деталей, вообще до мелочей, которые невозможно засечь, тело послушно выполняет команды, звучащие в мозгу бойца. Галя Клевцова, уносясь куда-то вперед, в невидимое пространство, пыталась управлять собой, но это у нее уже не получалось.